Шрифт:
Закладка:
Но еще до приезда Лозе в Каунас вермахт распустил новый кабинет министров, сформированный бывшим литовским посланником в Берлине. Это было сделано во исполнение строгого приказа Гитлера. Не должно быть возврата не только к местному некоммунистическому правительству, но и даже восстановление частной собственности пришлось отложить, поскольку недавно внедрявшиеся коллективные хозяйства давали шанс на получение большего объема сельскохозяйственной продукции, чем обычно добивались единоличные фермеры. Именно в духе, как будто эти территории всегда были русскими, с ними надо было обращаться по рецепту «Зеленого досье» Геринга, то есть как с объектами грабежа. В конечном итоге пришлось сделать уступки как в плане частной собственности, так и в отношении региональной автономии, но в момент вторжения в политике министерства превалировало то, что Розенберг, немец, родившийся в Российской империи, в эстляндском Ревеле (теперь Таллине), хотел видеть эту страну частью Германии. У Розенберга это была форма сентиментализма, а у Гитлера — чистый цинизм. Мюнхенское соглашение и крушение Чехословакии убедили Гитлера, что дни маленьких буферных государств прошли. В секретных протоколах августа и сентября 1939 г. он с готовностью согласился с желанием Сталина не допустить независимости Польши. Еще более примечательно то, что Гитлер полностью подписался под русификацией и советизацией Прибалтийских государств, разрешив и практически вынудив древнее немецкоговорящее население переселиться в рейх. 22 июня 1941 г. эта репатриация все еще продолжалась. И с этого времени впредь Гитлер хотел повернуть машину вспять. Сейчас немцы должны вернуться, а вот русским придется уйти. Задачей коренных литовцев, латышей и эстонцев было просто кормить обоих оккупантов по очереди.
В действительности машину развернуть не удалось. Если по сравнению с Украиной к Прибалтийским республикам отношение Германии было мягче, то это случилось потому, что было слишком трудно в условиях войны вернуть назад переселенных немцев, не говоря уж о ввозе североевропейских иммигрантов, которыми Гитлер и Розенберг намеревались перезаселить Прибалтику. Также трудно было вести и однородную политику. Эстонцы оказались вполне прогерманской нацией и были готовы воевать с Красной армией, латыши почти так же горели желанием, но были больше проникнуты русским влиянием, но Литва, хотя географически и самая близкая к Германии, занимала другую позицию. Лишь в немногих городах, кроме Каунаса, имелся сильный прогерманский элемент, в то время как Вильнюс был в основном польским по составу населения и антигерманским по настроениям. Средний класс Литвы был в значительной степени еврейским, в то время как крестьяне были мелкими землевладельцами, питающими хорошо обоснованные подозрения к обеим сторонам. Литву можно было сравнить с Белоруссией, которую Гитлер включил в Остланд не потому, что она уже созрела для германизации, а потому, что она была бедным, малонаселенным регионом, игравшим роль свалки, усваивая то, что непригодно к ассимиляции.
В первые дни немецкой оккупации националистическая группа жителей в Каунасе помогала СД в организации еврейского погрома, узнав в итоге, что, кроме таких не вызывающих возражения акций, другие проявления национализма не одобряются. Впредь Литва поставляла полицейские войска, чтобы заниматься гетто и восставшими поляками, но для вермахта резервуаром не стала. В конце Литва показала свое существенное отличие от Латвии и Эстонии, давая приют большому количеству красных партизан.
С оккупацией всех трех столиц даже штат, набранный Лозе, был недостаточен для формирования целиком немецкой администрации, которая обосновалась в Риге. Да и Лозе был не в состоянии работать без «коренной администрации», которая ранее была создана вермахтом. В конце сентября 1941 г. Гитлер сам принял решение в пользу местных администраций, и им было позволено, в некотором виде, остаться, хотя были и исключения. В собственной столице Лозе Риге было пять конкурирующих германских органов власти. Это был сам Лозе — рейхскомиссар всего Остланда, далее шел господин Дрекслер — генеральный комиссар по Латвии, потом гебитскомиссар Ливонии и обер-бургомистр города Риги, бывший немецким знакомым Розенберга. Также имелся германский председатель муниципалитета, и, возможно, следует добавить германского комиссара гетто на примерно 15 тыс. евреев, которым было разрешено выжить до лета 1943 г.
Обер-бургомистр отказывался работать с коренной администрацией, потому что считал Ригу германским городом. В этом вопросе его поддерживал сам Розенберг, который изучал в Риге архитектуру в 1917 г., когда, вероятнее всего, он и заработал диплом за проектирование крематория (Розенберг уехал из Риги в 1915 г., в 1918 г. закончил в Москве МВТУ, где и защитил дипломный проект крематория. — Ред.). Этот спор был причиной одной из многих стычек между Лозе и Политическим управлением, который привел к смещению референта политического департамента Петера Клейста, противостоявшего Лозе. Клейст утверждал, что Ригу нельзя считать германским городом, потому что после репатриации коренных немцев и бегства русских она стала на 100 процентов латышским городом. На это, однако, у Лозе был контраргумент. За двенадцать месяцев советского правления ГПУ (в 1940/41 г. ГУГБ в системе НКВД, с февраля 1941 по июль 1941 г. отдельные НКГБ и НКВД. — Ред.) удалило официальные классы из Прибалтийских государств, «вплоть до деревенских учителей и почтальонов». Поэтому только немцы могут заменить их. Клейст написал самую увлекательную книгу, но ему, похоже, недоставало такта для обращения с новым классом сатрапов. Он обращал внимание этого сопящего, разражающегося смехом, лишенного шеи Лозе, что немцы на Востоке оккупировали, должно быть, как минимум два