когда Розенберг присутствовал на последней беседе с Гитлером. Видя, что Гитлер настроен недружелюбно, Розенберг, не колеблясь, надругался над планом, который когда-то получил его личное благословение. Хотя и не рассчитывая на дальнейшую поддержку со стороны Розенберга, Лицманн навербовал себе союзников против Лозе в защиту плана автономии. Он получил поддержку генерала Фридриха Бремера — представителя вермахта в Остланде, который держал свой соперничающий «двор» в Риге. Также привлек на свою сторону генерала СС Франца Якельна — начальника гиммлеровской полиции в рейхскомиссариате, которого русские повесят в бывшем рижском гетто в феврале 1946 г. Еще один военный преступник, выступавший всей душой за свободу Эстонии, — начальник тайной полиции в Таллине (а позднее в Вероне), бывший командир ликвидационной группы Мартин Зандбергер. Чиновники с оригинальными идеями, нуждавшиеся в друзьях в гитлеровском рейхе, не могли себе позволить слишком выделяться на фоне остальных.

Статус бывших Прибалтийских государств теперь уже не являлся пробным камнем истинных намерений Германии в Европе, так называемой моделью «нового порядка». Это была игра политиканов с Лозе, намертво вцепившимся в свою будущую «герцогскую корону» и добившегося поддержки Мартина Бормана в борьбе с Гиммлером, или «дядюшкой Хайни», как его называл Борман в своих письмах, которого Борман в действительности хотел уничтожить. Как обычно, в ведении дел с Гитлером победила более стойкая и непреклонная школа льстецов, и, поскольку она стала победительницей, нерешительная, колеблющаяся фигура Розенберга примкнула к ней. В первой половине 1944 г. древний ганзейский город Нарву (известен с 1171 г., в составе России с 1704 г. — Ред.) храбро оборонял от советских войск корпус СС, укомплектованный, в частности, эстонскими эсэсовцами, которые сражались бок о бок с солдатами СС почти из всех стран Северной Европы. В кругах СС эти бои все еще рассматриваются как символ «нового порядка» в Европе, которому не суждено было установиться. Но на самом деле ничего такого там не было. Эстонцы сражались, чтобы закрыть брешь, чтобы спасти себя от еще одной бреши. И пока они воевали, параллельное сражение равной ожесточенности разворачивалось на бумаге. Лозе замыслил сделать Остланд независимым от министерства, пока Розенберг замышлял править Остландом лично без посредничества Лозе.

В итоге в конце июля 1944 г. русские прорвались к Балтийскому морю западнее Риги, и Лозе дезертировал из своей столицы, этот сломленный человек, каковым он и был всегда. Эриху Коху, монарху, оказавшемуся без королевства, было приказано в начале сентября занять место Лозе, но Кох так и не поехал в страны Балтии. Часть их еще некоторое время удерживалась и управлялась вермахтом, а небольшой очаг сопротивления на латвийском побережье вокруг Лиепаи просуществовал до самого конца войны. (Так называемый Курляндский котел, в который попало около 33 немецких дивизий, 16-я и 18-я армии группы армий «Север» (с 26 января — «Курляндия»). Часть сил позже была эвакуирована. После 8 мая 1945 г. в плен здесь сдались 21-я дивизия и 1-я бригада — более 189 тыс. солдат и офицеров и 42 генерала. — Ред.)

Также выжил ряд национальных комитетов, состоявших из бывших членов правительств стран Балтии (до 1940 г. — Ред.), которые эвакуировались с места на место по быстро сокращавшейся территории германского рейха. Национальный комитет Латвии проводил свое заседание в Дрездене в ночь ужасного авиационного налета 13 февраля 1945 г. Даже в этот последний час национальные комитеты играли некоторую роль в дворцовых интригах, происходивших в политике Германии. Надежды сепаратистов в этих комитетах все еще поддерживались министерством Розенберга и министерством иностранных дел, в то время как с другой стороны их дубасили ОКВ, СС и партийная канцелярия, заставляя поддерживать армию дезертиров из военнопленных, бывших солдат Красной армии, с которыми балтийские страны не могли иметь ничего общего.

Могла ли судьба этих трех бывших Прибалтийских республик быть иной? Трудно поверить, что условия перемирия, подготовленные ли в Москве или Берлине или даже в Лондоне или Вашингтоне, гарантировали бы их выживание. И тем не менее в течение трех лет эмансипации от советского правления обращение с этими тремя республиками со стороны чиновников министерства Розенберга могло бы быть не столь жестоким. По мере того как перспективы тотальной победы испарялись, так же тускнел и великий проект 1941 г. — германизация Прибалтики. И как только он был позабыт, обращение с личностью здесь улучшилось. Но было еще нечто такое, что никогда не исчезало вообще и что крайности войны еще более усугубили, а именно искушение извлечь отсюда максимум возможного, будь то рабочая сила или материальные ценности.

Это началось, когда «германские освободители» все еще принимали букеты цветов, с декрета Лозе от 19 августа 1941 г., по которому конфисковалось все имущество СССР. Хотя это была временная мера, предусмотренная с целью конечного возврата к частной собственности, она повлияла на все крупные деловые предприятия. Страну наводнила куча германских компаний, выступающих в роли публичных доверительных собственников. Владельцы заводов были низведены до роли нанятых администраторов, и, выражаясь словами Клейста, генеральные комиссары довершили то, что русские только начали.

По Аграрному декрету Розенберга февраля 1942 г. наблюдался некоторый прогресс в демонтаже совсем свежей структуры советских коллективных хозяйств, но промышленность все еще оставалась более централизованной, и возражения Лозе против автономии в основном связаны с его манией контролировать все, что происходит в Риге. Будучи куда менее жесток, чем Эрих Кох, он, видимо, был чувствителен к правам частных собственников в борьбе против марксизма, существование которого, несмотря ни на что, просматривалось за всей этой неразберихой и криками руководящих лиц. Брайтигам изложил свое мнение об этом Розенбергу в своей желчной саркастической манере: «К беспредельному удивлению балтийского населения, германская администрация приступила к исполнению роли получателя товаров, украденных большевиками». Но никакие протесты не оказали на Лозе заметного влияния. Наибольшая часть из докучливой и неэффективной структуры государственного контроля оставалась в столице вплоть до самого последнего момента.

И все-таки самым важным пунктом в первоначальной гитлеровской программе было все, кроме снисхождения к Остланду, а именно его загрузка немцами или другими германскими народами при выселении тех местных народов, которые считались непригодными для германизации. Нельзя предугадать, что бы произошло, если бы война была немцами выиграна, но пока шла война, и, поскольку ее потребности в транспорте невозможно было удовлетворить, даже тем немцам, что были репатриированы в 1940 г., возвращаться в республики Прибалтики не разрешалось. По протоколам сентября 1939 г. более полумиллиона коренных немцев были вывезены из Прибалтийских государств, а также из Волыни, Подолии, Буковины и Бессарабии. Очень немногим был дан шанс вернуться назад, хотя при возвращении, помимо призыва в армию, проблемы их жилья и работы так и не были решены. Намечалось, что они получат новые земли