Шрифт:
Закладка:
Еще одна равнина, потом спуск. Видны другие избы с освещенными окнами. Очень тяжелый спуск, есть опасность, что сани опрокинутся. Вышли на равнину. Ничего не видно, идем вперед вслепую, надеясь встретить вскоре другую деревню. Короткий подъем и за ним небольшая группа изб.
В то время как батальон собирался, Мелаззини переместился вперед, чтобы найти убежище для раненых. Было очень холодно, наверно все 40 градусов. Нельзя терять время. Первая изба битком набита отбившимися от частей. В одной комнатушке, шириной в три метра, сложены в кучу человек шестьдесят раненых и обмороженных. Кто стонет, кто плачет, многие были тяжело раненые, имели несколько ранений, здесь были и шедшие пешком с гангреной, которые отстали. Я застыл на месте, растерялся в этой путанице; если помогать одному, то надо оттолкнуть другого; целый хор проклятий, просьб, ругательств. Кто передаст бремя своих ранений товарищу. Офицеры умоляли, но не было возможности помочь им. И уже чудо, что они не были на открытом снегу.
Появился немецкий офицер, высокий, в очках, немолодой капитан. Он был любезен. Говорил, что в этой группе изб организованы два госпиталя, один немецкий, один итальянский. Где можно оставить раненых, потом их кто-то перевезет! Чепуха!
И среди нас говорили, что без раненых дорога будет легче…
Немецкий офицер понял меня. Понял, что должен уйти, что должен убираться в свой «лазарет».
В ближайшей избе вижу других немцев, некоторые вытянули ноги из одного угла в другой. Кто был ближе к двери, рукой загородил мне вход. Вмешался капитан, кричал, что он… офицер, что должен войти. Сейчас понимаю, почему выстроились в ряд эти немцы с внезапными недомоганиями; это они все организовали, эти свиньи. Бросился наружу из избы, итальянские солдаты для них как мешки, хоть раненые, хоть обмороженные, они только все усмехались. Свиньи, свиньи, трусливые псы, эти образцы цивилизации!
Вернулся к моим раненым. Нечего делать. Хочу есть, пить, замерз. Около 23 часов в другой избе полной обмороженных нашел Мелаззини. Я прилег. Плохо себя чувствую в данный момент.
28 января 1943
/…/
Длинный подъем; впереди на дороге – никого. Артиллерию оставили одну из последних: множество 75-мм орудий (75/13), утопленных в снегу, с мертвыми мулами. Другие мулы неподвижные, их взгляд остановившийся, они качались, некоторые держались с усилием, некоторые падали.
Всегда на подъеме брали вправо. Потом спускались. Спуск очень крутой. Необходимо было спасти сани с ранеными от опрокидывания.
/…/
Возобновили движение. Дорога хорошая, почти как нормальная дорога. В ста метрах слева небольшие группы изб, видим два танка с пятью или шестью немцами. Эта линия обороны, мы были уверены, что вышли из мешка! Я съел слишком много меда, плохо себя чувствую, холодный пот и двоится в глазах. Забрался в сани. На краю одной деревни сортировка частей. Два офицера из дивизии «Тридентина» указали на избы, закрепленные за каждой частью.
5-й полк альпийских стрелков расположился справа. Скоро 13 часов. Мы действительно вышли из окружения, больше нет в этом сомнений. Разместились прекрасно, есть место для всех. В нашей избе нашлось даже место для булочников из дивизии «Тридентина» вместе с венгерскими офицерами. Спокойно разделись, стали сушить наше тряпье, организовали кухню, были уверены, что останемся на ночь в деревне.
В 15 часов неожиданный приказ – продолжать марш. Потеряли много времени на переодевание. Все бегом. Когда 46-я рота собралась, в деревне было уже безлюдно. Втиснулись на дорогу, обогнали нескольких сбившихся с пути. Мы опаздывали. На горизонте смеркается, другие сбившиеся на марше группами идут по очереди.
Шли ускоренным шагом. Слева стреляла артиллерия, ракеты бороздили небо. Это еще не конец!
Около 19 часов вошли в Слобовск. Избы горят, сбившиеся и отставшие расположились на снегу вокруг костров. Вошли в деревню, остановились на холоде, это батальон «Тирано», который ожидал нас. В ближайшей избе разместились раненые из батальона. Мы освободили одну избу и приводили в порядок наших раненых. Мне сказали, что Макканьо продолжил путь дальше. С четырьмя офицерами нашел каморку недалеко, там были оставшиеся в живых из батальона «Валь Чисмон», которых было немного. Одно хорошо, что мы могли спать.
29 января 1943
/…/
Мы бежали как тени сбившихся с пути. Обогнали небольшую группу из штабной роты батальона под командованием Молтени. Вдоль железной дороги стояли огромные неподвижные русские танки. Прошли деревню. Не теряя времени, продолжали марш: некоторые останавливались для отдыха. Три альпийских стрелка, больные и обмороженные узнали меня. Они из батальона «Борго Сан Далмаццо». От дивизии «Кунеэнзе» осталось немного или почти ничего.
Два русских истребителя летели так низко, что красные звезды на крыльях казались огромными. Они стреляли из пулеметов. Продолжаем путь по дну балки. Иду по кратчайшему пути, как и остальные, в неразберихе наша маленькая группка была очень проворной. Шли быстро, хотя очень устали и проголодались. Встретили батальон «Тирано».
Мелаззуни попросил меня добраться до начала батальона для того, чтобы сделать остановку. Батальон стал подвижным и управляемым из-за сокращенного состава и шел небольшими группками людей, передвигавшихся отдельно. Заставляю себя идти вперед и нахожу полк. Ни шагу больше. Чувствую, что падаю от усталости и голода. Ноги промокли. Пришел в себя и перевел дыхание на санях лейтенанта д’Амато, офицера из управления 5-го полка альпийских стрелков, хранителя полкового знамени.
/…/
В долине длинная колонна венгров, все без оружия. Потом встретилась деревня. Справа от дороги немецкий планер со снабжением. Вокруг него «курки» с автоматами наперевес. Немецкая работа – это стрелять по тем, кто приближался. За два прошедших дня, мне кажется, я видел два немецких самолета, первый раз, которые сбрасывали грузы снабжения на парашютах. Видел, как спустился один парашютист.
/…/
Мы решили освободить занятую избу от обмороженных немцев. Принимая их систему, мы выбросили их пинками наружу. В избе оставались две старухи и два ребенка, около печи. Как только мы стали искать что-нибудь поесть, дети сильно заплакали хором!
Нашли две курицы. В печи готовили кукурузную кашу. Когда каша была готова, тоже поели, нам было необходимо поесть. Потом растянулись на небольшом количестве соломы.
30 января 1943
День начался с подъема. Колонны теперь уже двинулись вперед, на дороге не встречали никаких сбившихся с
