что поэту было еще неясно то, что избрал он своею темой, – внутренний процесс восприятия подсоветской послевоенной действительности не дал еще ему достаточно определенных образов. Отсюда их расплывчатость, туманность, блеклость красок, обычно сочных и ярких на палитре Твардовского. Но не будем думать, что поэт изжил самого себя, выражаясь по-обывательски, «исписался». Одаренность Твардовского, несомненно, очень значительна и плоды ее мы еще увидим в дальнейшем, если не постигнет его тяжелая участь поэтов, рожденных в климате тоталитаризма.

«Вестник института по изучению истории и культуры СССР», Мюнхен, апрель-июнь 1955 года, № 2 (15).

С. 107–110

Константин Паустовский

«Избранное» и собрание сочинений. Том I

Константин Паустовский – прирожденный романтик, вынужденный жить и творить в самую неромантическую из пережитых человечеством эпох, в эпоху подавления и размельчения человеческой личности безликим коллективом, порабощения мысли утилитарной ее направленностью, подмены реальной красоты мироздания иллюзорной, абстрактной красивостью по рецепту марксизма-ленинизма. В этом несоответствии внутреннего мира писателя и внешней среды, его окружающей и подавляющей, скрыта глубокая трагедия не только самого К. Паустовского, но и многих других, столь же крупных литературных талантов, не смогших осуществить себя в творчестве и не выживших в климате страны «победившего социализма».

Константин Паустовский – типичный русский интеллигент, представитель того поколения, которое, по словам самого Паустовского, было поражено, увидев перед собой истинное лицо революции. Вместо того, чтобы возглавить грандиозное народное движение и направить его в творческое, созидательное русло, – пишет он, – эта современная ему великая гуманная русская интеллигенция, детище Пушкина и Герцена, Толстого и Чехова, растерялась. С непреложностью выяснилось, что она умела создавать высокие духовные ценности, но была, за редкими исключениями, беспомощна в деле создания государственности. Старый строй рухнул. Вместо того, чтобы сеять в народе хрестоматийное «разумное, доброе, вечное», надо было немедленно, своими руками создавать новые формы жизни, надо было умело управлять необъятной страной. А для всего этого призванным к тому надлежало стать самим именно романтическими личностями, безудержно пробивающими путь к новому, неведомому своими собственными руками, надо было перейти от слова к действию, от абстракции к реальности, надо было осуществить романтику, т. к. в основе всех романтических коллизий всех времен и народов стоит, прежде всего, целостная, сильная, героическая личность, тот борющийся и побеждающий человек, который выражен в различных, но сходных внутренне образах Байроном, Гюго, Джеком Лондоном, а у нас Гумилевым. Путь к познанию и изображению такой личности был закрыт для Паустовского и внутренне, в нем самом, и извне, окружавшим его бытом.

Константин Паустовский родился в Киеве, в либеральной среднего ранга чиновничьей семье, стоявшей, по-видимому, выше обычного культурного уровня этой среды. Но будничная жизнь городского интеллигента предреволюционных годов не удовлетворяла одаренного юношу. «Желание необыкновенного преследовало меня много лет, – пишет он в своей краткой автобиографии. – В скучной киевской квартире, где прошло мое детство, вокруг меня постоянно шумел ветер необычайного. Я вызывал его силой своего собственного мальчишеского воображения. Этот ветер приносил запах тисовых лесов, пену Атлантического прибоя, раскаты тропической грозы, звон Эоловой арфы. Я никогда не видал ни темных тисовых лесов, ни Атлантического океана, ни тропиков и ни разу не слышал Эоловой арфы…».

Там в однообразной обыденщине либеральной интеллигенции, в среде которой протекли детство и юность писателя, зародилось зерно той трагедии, которая просекла всю его дальнейшую личную и творческую жизнь, трагедии разрыва между романтикой и реальностью. Молодой начинающий писатель К. Паустовский не умел, не был обучен видеть воочию перед собой живую романтическую личность, ее борьбу, ее подвиг, ее победу или гибель. Даже Первая мировая война, а вслед за ней революция не раскрыли ему глаза на реального романтического героя. И войну, и революцию он видел собственными глазами, но подвига в них он не заметил. Живой человеческой фактуры для создания героического образа было достаточно, но воспитанный в свойственных его среде традициях, интеллигент Паустовский не умел и не желал ею пользоваться. Ведь героика, а в особенности романтическая героика была вытеснена из русской литературы еще со времен Бестужева-Марлинского, и произведения романтического жанра вообще воспринимались русской интеллигенцией как литература второго, а то и третьего сорта. Этой тенденции юный Паустовский преодолеть в себе не мог, хотя первому своему крупному произведению дал название «Романтики».

Над этим автобиографическим романом Паустовский с большими, правда, перерывами работал с 1916 по 1923 год, в течение всего первого периода формирования его самого как писателя. Большой литературный талант помог автору внешне украсить свое первое произведение, чем и был обусловлен успех «Романтиков» при полном отсутствии в романе самих романтиков, живых носителей этого душевного строя. Главные действующие лица этого романа словно лишены стимула к действию. Они плывут, несомые какими-то совсем не бурными, но тихими и спокойными течениями, конфликты между ними вялы, а их внутренние переживания окрашены в приятные для читателя, но блеклые, пастелевые тона и даже центральная коллизия, борьба двух женщин за обладание любимым ими обеими, представляется не смертельным поединком за счастье, а каким-то «соглашательством». Тонкий литературный вкус К. Паустовского и его глубоко критическое отношение к самому себе разъяснили ему неудачу этой его попытки создания романтических образов при отсутствии в повести элемента борьбы, и он предпринял поиск в ином направлении, избрав форму романтической авантюры, развернутой на фоне советского быта.

Такова повесть «Блистающие облака». Ее фабула довольно банальна: злодей похищает планы гениального изобретателя, а положительные персонажи отнимают у него эти планы и возвращают их своему социалистическому отечеству. Злодей, конечно, иностранец, американец, густо окрашенный в беспросветно темные тона, на которые Паустовский не поскупился. Ведь «Блистающие облака» были написаны им в конце двадцатых годов и должны были стать его дипломом на звание советского писателя.

Разработанной доктрины социалистического реализма тогда еще не существовало, и для получения такого рода диплома требовалось не слишком многое: всего лишь очернить по мере сил все отрицательные персонажи и отдать победу над ними тем, кто верит в конечное торжество коммунизма и лоялен по отношению к советской власти. Особенного рвения в служении социалистическому отечеству от литературных героев тогда еще не требовалось, не требовалось и полного, безоговорочного подчинения автора партийным директивам. К. Паустовский принял эту программу-минимум и развернул свою авантюрную фабулу, не считаясь с окружавшей его бытовой реальностью. Так, например, борьбу со злодеем-диверсантом он поручил частным лицам, хотя для каждого его читателя было совершенно ясно, что такого рода акция могла быть проведена и должна была бы быть проведена органами НКВД, сотрудники которых в романе «Блистающие облака» отсутствуют.

Но отсутствуют не только эти официальные герои, отсутствует и герой вообще. Положительные персонажи этого романа совершенно не проявляют собственной инициативы в борьбе, да и вообще борьбы не ведут, победа достается