также думали о том, можно ли было под руководством Соединённых Штатов создать условия для большого и активного посредничества, к которому могли бы присоединиться другие страны. Никаких практических результатов по этому вопросу мы просто не успели получить.

Швеция была нашей главной поддержкой.

Оттуда мы получили значительное количество военного имущества и другой материальной помощи. Кроме того, оттуда прибыли около 8 тысяч добровольцев, из которых, правда, только два батальона успели добраться до фронта, да и то в последние недели войны. Напротив, все наши попытки привлечь нам на помощь Швецию как государство потерпели неудачу. Мы полагали, что, если Швеция придёт нам на помощь достаточным количеством дивизий, благоприятное завершение войны не было бы исключено. Швеция, однако, оставалась на позициях нейтралитета и помогала лишь в той степени, насколько это было возможно. В Швеции были и те, кто желал вооружённого вмешательства страны в ход боевых действий, но они составляли меньшинство, причём правительство занимало резко противоположную позицию. Говорили, что на негативную позицию Швеции влияло опасение того, что Германия выступит против её вмешательства в войну. Мы получали другие сведения, в соответствии с которыми Германия не возражала бы против помощи со стороны Швеции, если только западные державы будут оставаться вне конфликта.

Безоговорочно отрицательную позицию Швеции по поводу оказания военной помощи высказал премьер-министр Ханссон во время дебатов в риксдаге 17 января 1940 года. В его тронной речи было сказано, что Швеция чувствовала себя обязанной оказать мужественному народу Финляндии всяческую гуманитарную и материальную помощь, которую она могла предоставить с учётом своего положения и собственных возможностей. Речь премьера Ханссона буквально дышала глубокой симпатией по отношению к Финляндии, но в то же время он столь ясно изложил позицию своей страны, что в этом отношении не оставалось ни малейшего сомнения. Он сказал, что вопрос о военном сотрудничестве даже не обсуждался с кругами, ответственными за взаимодействие северных стран. Швеция не давала повода для надежд, которые она не хотела исполнять. Невозможно было обеспечить единодушную поддержку шведского народа политике, нацеленной на военное вмешательство. Но иная, не вооружённая, помощь входила в сферу сотрудничества северных стран. Желание помочь Финляндии было близко сердцам как членов кабинета, так и простого народа. Финляндии хотели помочь настолько, насколько это было возможно с учётом положения Швеции и имеющихся средств. Но даже самое горячее сочувствие и самое искреннее желание помочь не могли иметь определяющего значения. Швеция не могла отказаться от спокойного обдумывания реальных предпосылок своей деятельности. Речь шла не только о собственном мире и свободе Швеции, но и о желании помочь Финляндии в той степени, насколько это было возможно, принимая во внимание собственные возможности Швеции и её стремление оставаться вне крупных противоречий.

На упомянутых дебатах в риксдаге выступил и бывший министр иностранных дел Швеции Сандлер. Его речь, по крайней мере, по моему мнению, была убедительной и смелой – убедительной прежде всего потому, что она была правдивой; он не стремился уйти от того, чтобы посмотреть правде в глаза. «Я считаю, что наша помощь Финляндии имеет, с точки зрения Швеции, первостепенное значение, – сказал он. – Позиция, унаследованная новым правительством Швеции от кабинета, ушедшего в отставку, означала крах скандинавской политики. Сразу, как только нужно было посмотреть в глаза суровой действительности, Швеция оказалась не готова взять на себя неизбежный риск. Национальное самосознание Швеции пережило одно из наиболее серьёзных потрясений. Встреча глав северных государств была невероятно красивым фасадом, за которым в полной тиши торпедировали столь необходимое практическое сотрудничество». Сандлер добавил, что проводимая им скандинавская политика привела к полному провалу. Предполагалось, что со стороны Советского Союза не последует никаких империалистических притязаний, но империалистический большевизм оказался опаснее, чем прежний царизм. Нейтралитет Финляндии был чист и безупречен. Швеция имела право оказать Финляндии любую помощь, на которую она была способна. Швеция должна была быть готова идти до предела своих возможностей.

Мы, финны, понимали, что́ ощущал тогда Сандлер, один из честнейших поборников политики скандинавского сотрудничества, поскольку чувствовали это так же глубоко, как и он.

Парламент одобрил позицию шведского правительства, предложенную Ханссоном. Неудивительно, что она произвела на нас удручающее впечатление.

На наши постоянные попытки премьер Ханссон отреагировал, дав 16 февраля новое разъяснение позиции своего правительства. Он упомянул, что министр иностранных дел Финляндии на встречах 13 числа того же месяца с премьер-министром, а также министрами иностранных дел и обороны Швеции высказал пожелание об отправке шведских воинских частей в Финляндию. В ответе шведов содержалась ссылка на высказывание премьер-министра, сделанное на заседании риксдага 17 января текущего года. Никаких изменений в позиции шведского правительства с тех пор не произошло.

Для того, чтобы окончательно прояснить ситуацию и поставить точку в этом вопросе, 19 февраля король Швеции продиктовал своё мнение для внесения в правительственный протокол. «Всё это время я с неослабевающим восхищением слежу за героической борьбой нашей братской Финляндии против превосходящих сил, – говорилось в нём. – Швеция с самого начала пытается ей помочь отправкой добровольцев и многими другими способами, но уже в самый первый момент я сообщил Финляндии, что она, к сожалению, не может ожидать военного вмешательства. С горечью в сердце после долгих размышлений я пришёл к пониманию того, что в нынешней ситуации мы должны находиться на прежней позиции. У меня сложилось глубокое убеждение, что, если бы Швеция вмешалась в конфликт в Финляндии, нам угрожала бы наибольшая опасность, не только то, что мы были бы вовлечены в войну с Россией, но также и в войну между великими державами, и такую ответственность я не мог взять на себя. В такой ситуации, не исключено, что для нас было бы очевидно невозможным оказывать Финляндии и ту помощь, которую она сегодня от нас получает и в которой она так нуждается, как и ту, что мы и далее готовы оказывать от чистого сердца». Король завершил своё высказывание надеждой на то, что народ Швеции и в этой сложной ситуации поймёт и одобрит его действия.

Поступок короля разрешил исход дела, как и положил окончательный конец всем нашим надеждам на получение из Швеции военной помощи.

Аналогичную позицию в отношении Норвегии высказал 19 января министр иностранных дел Кут, который мог опереться на неопровержимый факт, что Норвегия в силу малочисленности своей армии не была способна на оказание какой-либо военной помощи. Кут, в частности, заявил: «Мы были рады видеть Финляндию в сфере сотрудничества северных стран, но эта работа никогда не имела военной составляющей. Когда главы правительств и министры иностранных дел северных стран собрались в Стокгольме, там