–Лепим снеговика!– скомандовал Дубко.

Конечно же, это были не просто какие-то бессмысленные слова, это была специальная команда. Это, по сути, была тактика спецназовского боя с превосходящими силами противника. Катаясь по снегу, как колобки, скрываясь за сугробами и выныривая из-за них, спецназовцы таким образом оказывались в самых неожиданных для противника местах и поражали их оттуда метким огнем. Могли и ножом, если по какой-то причине стрелять не было возможности. Или даже голыми руками. Вот это и называлось «лепить снеговика».

Дубко подкатился к Остапу Луцику и одним взмахом ножа перерезал ремни на его руках.

–Дядя, ползи за кедры!– приказал он.– Мигом! Жди нас там и не поднимай головы! А то ведь убьют – и не посмотрят, кто ты такой: свой или чужой!

Дубко ничуть не опасался, что Остап Луцик скроется. Куда ему было деваться? Бежать в тайгу себе на погибель? Пробираться на заимку навстречу пулям? Ну так и это тоже была верная смерть. В самом деле: кто сейчас будет разбираться, свой он или чужой? Так что схоронится Остап Луцик за кедрами и, хочет он того или нет, дождется своей справедливой законной участи.

Оставался еще Крук. Он лежал, уткнувшись лицом в снег, и не шевелился.

–Алло, дядя!– Дубко потряс его за плечо.– Ты жив или как?

Крук был жив, и это было хорошо. Потому что от живого иноземного шпиона толку намного больше, чем от мертвого. Живой шпион – это источник ценной информации. Плохо в данном случае было то, что с Круком надо было что-то делать. Он не Остап Луцик и добровольно в плен не пойдет. От Крука можно было ожидать любой пакости. Дубко думал недолго. Он велел Круку подняться – но не в полный рост, а на четвереньки,– после чего приказал прислониться к стволу одинокого дерева и привязал его ремнями к этому дереву.

–Посиди и подумай над своей неправильной жизнью!– велел Дубко Круку.– Скоро мы к тебе вернемся…

Бой между тем разгорался. От самостийного войска толку в этом бою было немного. Селяне испуганно сгрудились у заимки, некоторые укрылись внутри здания, другие упали на снег, стараясь уберечься от шальных пуль. Чужие спецназовцы же наседали, и делали они это по всем правилам спецназовского искусства. Они пытались отрезать четырех советских бойцов от спасительного кедрача и прижать их к оврагу, который находился слева от заимки. Это был глубокий, доверху занесенный снегом овраг, преодолеть который под огнем противника было невозможно. В этом овраге можно было лишь увязнуть и погибнуть.

–Лепим снеговика!– еще раз скомандовал Дубко.– К оврагу не приближаемся!

«Лепка снеговика», судя по всему, оказалась для чужеземных диверсантов неожиданностью – такого боевого приема они не знали. А потому и не знали, что им делать в данном случае. Действительно, что тут можно поделать, когда противник то ныряет в сугробы, то появляется из них в самых неожиданных местах, действуя при этом врассыпную и не приближаясь к погибельному оврагу? Да еще и ведет прицельный беззвучный огонь? А ведь что такое беззвучная стрельба? Это самое опасное, что только может быть. От громкого выстрела можно уклониться, стрелка можно засечь и выстрелить по нему ответно, а попробуй засеки беззвучный огонь! И попробуй уклонись от беззвучной пули! Особенно когда неизвестно, с какой именно стороны она в тебя летит…

Именно это и сбивало диверсантов с толку и лишало их уверенности. Да и страшило, потому что часть из них уже вышла из строя, неподвижно распластавшись на покрытом ледяной коркой снегу. Но они были профессионалами, их по-прежнему было больше, и у них были в запасе свои собственные козыри. И потому им удалось-таки отрезать четырех советских бойцов от спасительного кедрача. Вернее сказать, почти удалось, потому что один из диверсантов вдруг будто бы натолкнулся на невидимую преграду, которая швырнула его на снег. Затем на такую же преграду натолкнулся и другой диверсант. Остальные шарахнулись от кедрача, упали на землю и поползли в сторону заимки, пытаясь укрыться за ее стенами.

Из кедрача кто-то по ним стрелял! Стрелял из беззвучного оружия, стрелял метко, а это означало, что стрелок – это командир советской спецназовской группы Богданов! Как говорится, собственной персоной! Больше было некому! Точно, это был он, потому что вскоре из кедровой чащобы раздался крик филина и хлопанье птичьих крыльев. Это был условный знак, означавший «я здесь, я свой, я пришел к вам на помощь».

Оставшиеся в живых диверсанты укрылись за стенами заимки – они признали свое поражение. Теперь ни Дубко, ни остальным бойцам никто не мешал добраться до недалеких кедров, что они и сделали,– конечно, ползком, не высовываясь из-за сугробов. Потому что враг еще не был окончательно сломлен и из заимки в любой момент мог прозвучать выстрел…

–Привет,– сказал своим бойцам Богданов.

Он укрывался за крайним стволом и прекрасно видел, как к нему один за другим приползали его бойцы.

–Ты здесь откуда?– Дубко задал вопрос, который, по сути, был бессмысленным вопросом.

–Стреляли,– ответил Богданов репликой классического киношного персонажа и улыбнулся.

–Да, пришлось нам малость пострелять,– согласился Терко.

–Это я вовремя!– сказал Богданов.– А то бы они вас растоптали. Особенно если бы на вас двинулось это казацкое войско. Стрелять бы вы в повстанцев не стали, а они с испугу как стадо кабанов. Точно растоптали бы! Ладно… Докладывайте обстановку. Скольких вы положили?

–Черт их знает,– ответил Дубко.– Тут было не до бухгалтерии. Но многих. Больше половины – это точно. Да это ладно… Тут другая беда. Взяли мы в плен их командиров, а двое из них – того… А уж живы они или только ранены, я не знаю. Да, кстати! Мы тут прихватили в живом виде их главного командира! Самого Крука! А, черт!.. Совсем о нем забыл!

–И где же он?– спросил Богданов.

–А ты погоди,– задорно усмехнулся Дубко.– Сейчас мы его притараним! Степан, подсоби мне!

Вдвоем они доползли до того самого дерева, к которому Дубко привязал ремнями Крука. Тот был на месте, он по-прежнему сидел, прислонившись к стволу.

–Алло, дядя!– окликнул его Дубко.– Вот мы и пришли за тобой, как я и обещал. Так что можешь радоваться.

Но Крук никак не отреагировал, он даже не шевельнулся.

–Эге!– озадаченно произнес Дубко, и подполз к Круку поближе.– Ну, дела… Да он мертвый! Пуля угодила в голову… Ах ты ж, незадача…

Да, Крук был мертв. А уж чья пуля его настигла, своя или спецназовская,– поди разберись.

–Конец Круку,– сообщил Дубко, вернувшись в кедрач.– Убила его горячая пуля… Жаль. Многое он мог бы поведать добрейшему Ивану Кирилловичу Голубеву! Да вот…

–Ладно,– сказал Богданов.– Пули – они такие… Тем более что у нас есть в запасе еще один красавец – некто Чорба. Может, хоть он жив… Да, а где же Остап Луцик?

–Да здесь он, неподалеку,– ответил Дубко.– Хоронится в чаще, как зверь. Эй, Остап! Ты меня слышишь! Если слышишь, то покажись!