темноты затаился у железнодорожной гати. Только к полуночи, когда над рекой опустилась непроглядная ночь, поручик Мышлаевский дал команду выдвигаться по открытой местности вперед. Денис шел за двуколкой, на которой был закреплен максим, то и дело натыкаясь на ствол, когда повозка при свете немецких ракет замирала на месте. До ходов сообщения пулеметчики добрались без происшествий. Дальше и пулеметы, и патроны пришлось тащить на руках. К центральному валу добрались лишь к рассвету.

И вовремя. Накануне немцы попытались взять укрепленный вал с ходу, но получив достойный отпор, начали правильную осаду. Поближе подтянув к главной цитадели крупнокалиберную осадную артиллерию – 420-мм гаубицы «Большая Берта», которые уже успели зарекомендовать себя в Бельгии и Франции как «убийцы фортов», германцы начали методический обстрел наиболее укрепленных фортов и цитадели. И когда все четыре привезенные с Западного фронта орудия дали первый залп, вздрогнула земля, а в крепостных зданиях вновь, как и при зимнем обстреле, вылетели все стекла.

Лишь только Самойлов со своим наводчиком успел развернуть максим, зарядить его и наметить ориентиры для стрельбы, как после артиллерийского обстрела, который не причинил защитникам Сосненского вала почти никакого вреда, из-за лощины показалась первая цепь немцев.

Денис с удовлетворением отметил, что даже выглянувшее из-за горизонта солнце было на их стороне, ослепляя врага, мало того, лучами, отражающимися от островерхих касок, оно выделяло из общей серой массы наступающих офицеров.

Поручик Мышлаевский поручил пулеметному расчету Самойлова прикрывать узкий – саженей в сто – перешеек между лесом и болотами. По уже давно заведенной традиции пулеметный унтер-офицер наметил несколько ближних и дальних ориентиров и достаточно верно определил расстояние до них. Все это он записал на клочке бумаги и только потом подозвал к себе Дениса, который, несмотря на свои боевые заслуги и медаль, так и оставался вторым номером.

– Смотри, малец, и мотай на ус, – покровительственно промолвил Самойлов, толково и терпеливо объясняя ефрейтору свое видение боя. Это уже не раз выручало пулеметчиков при отражении атак противника, ведь в случае ранения или отсутствия первого номера Денис мог самостоятельно выполнять боевую задачу, используя заранее подготовленную карточку огня.

Отбив несколько атак, пулеметный расчет, не ослабевая наблюдения за противником, по очереди отдыхал, забившись в тень. Время приближалось к полудню, когда в воздухе послышались громовые раскаты такой силы, что мелкая дрожь прошла по равнине. В следующее мгновение земля под ногами вздыбилась, и все вокруг покрылось непроницаемой серой пеленой пыли, приправленной резко пахнущей тротиловой гарью.

– Что это? – испуганно воскликнул Денис, и тут же прозвучал еще более мощный раскат грома, и земля вздыбилась вновь. Послышались отчаянные крики и стоны раненых.

– Вот тебе батюшка и Юрьев день… – бессвязно пробормотал Самойлов и, зябко передернув плечами, с вымученной улыбкой на устах взглянул на Дениса, стараясь его подбодрить.

Но ефрейтор уже пришел в себя и с высоты прикрытой со всех сторон позиции старался разглядеть в едкой, серой мгле подвозчиков патронов пулеметного взвода, которые под огнем противника таскали на себе ящики с патронами от стоявших в укрытии двуколок. В оседавшей пыли он увидел лежащего с раскинутыми руками солдата Степанова, так и не успевшего добраться до их позиции. Разбитый осколком ящик находился рядом. В пыли валялись рассыпанные веером боеприпасы.

– Мы остались без патронов! – резким, незнакомым голосом прокричал Денис.

– Ась? – приложил к уху ладонь первый номер, оглушенный взрывом.

Денис подполз поближе и чуть ли не в самое ухо Самойлова прокричал:

– Без патронов остались!

– Ничего, паря, – бодро откликнулся унтер. – Накануне, пока ты за продуктами бегал, я небольшой запас сделал, – и, стянув брезент, он с многозначительным видом указал на нишу, сплошь уставленную пулеметными коробками.

Следующий удар огромной силы заставил пулеметчиков прижаться к холодному бетону огневой позиции. Денис разом оглох, все вокруг вновь погрузилось во тьму. Ему казалось, что голова стала огромной-огромной и всей своей тяжестью давила на глаза, готовая взорваться изнутри. Обхватив ее двумя руками, он медленно раскачивался из стороны в сторону до тех пор, пока боль не утихла. Опустив руки, он неожиданно заметил, что они в крови.

«Я ранен», – пронеслось в мозгу, и он начал ощупывать себя со всех сторон. Но никакой боли не чувствовал, только в ушах стоял стойкий неугасимый звон.

– Что это, дяденька? – прокричал что было сил Денис, показывая Самойлову окровавленные ладони.

– Э-э, брат, да у тебя перепонки в ушах видно полопались, – воскликнул унтер-офицер, – но ничего, до свадьбы заживет.

Денис видел, как шевелятся губы Самойлова, но почти ничего не слышал. И только догадавшись по его спокойному лицу, что ничего страшного нет, он вытер руки о брезент, и начал щеточкой счищать пыль со ствола максима. Заметив удовлетворенный взгляд своего первого номера, он, оторвав взгляд от пулемета, взглянул вниз и с удивлением обнаружил куда-то скачущего под артиллерийским огнем кавалериста в черной казацкой кубанке. Небольшие разрывы вспыхивали то справа, то слева от него. Неожиданно конь под ним пал на передние колени и стал валиться боком, всадник упал вместе с ним, но тут же быстро вскочил и начал тянуть за уздечку, стараясь поднять лошадь. Даже сверху было видно, что животина уже не подавала никаких признаков жизни. Казак заметил это не сразу, а когда до него дошло, что его боевой товарищ мертв, он стянул с головы папаху и сел рядом, не обращая никакого внимания на обстрел. Выбежавшие из-за укрытия санитары в несколько перебежек добрались до казака и попытались увести его с собой. Но тот не поддавался на уговоры, и тогда солдаты насильно уложили его на носилки и бегом унесли прочь. Необычная картина надолго осталась в памяти Дениса, он часто вспоминал этот эпизод…

Обстрел закончился так же внезапно, как и начался. От созерцания разрушений, нанесенных крупнокалиберной артиллерией германцев, Дениса оторвал резкий удар в плечо. Обернувшись, он увидел сосредоточенное лицо Самойлова, указывающего рукой в сторону противника. В амбразуру было видно, что весь узкий перешеек, находящийся под их прикрытием, был усеян многочисленными серыми фигурками атакующих.

«Половина версты, не меньше, – определил на глаз Кульнев. – Как только вражеские цепи поравняются с первым ориентиром, начнем огонь». Как Денис ни ждал первой пулеметной очереди, она прозвучала для него внезапно и не так громко, как обычно.

– Та-та-та-та!.. – приглушенно звучала череда длинных и коротких очередей, по которой можно было точно определить, что огонь ведет именно унтер-офицер Самойлов, а не кто-нибудь другой. Денис, когда первый номер позволял ему в ходе боя стрелять по противнику, не раз пытался воспроизвести почерк своего наставника, но у него ничего подобного не получалось.