Циммерман, и в Генеральном штабе, где посланцы были приняты Фалькенгайном, наши высокопоставленные представители выступили с инициативой проведения переговоров о сепаратном мире. В ответ на их предложение князь Думбадзе сразу же предложил себя в качестве посредника, через которого должны осуществляться тайные контакты российского и германского руководства…

– И что же? – все более и более распаляясь, спросил нетерпеливо кайзер.

– Как я уже вам докладывал, в конце июня военный министр Сухомлинов в результате дворцовых интриг был смещен со своего поста и заменен генералом Поливановым. Сразу же после этого в окружении Сухомлинова начались аресты, жертвой которых стал и князь Думбадзе. Он за связь в врагами по закону военного времени был приговорен к смертной казни, которая была заменена 20 годами каторги…

– Неужели наши усилия по примирению с русскими так ни к чему и не приведут? – раздраженно воскликнул кайзер. – Ведь, несмотря на все наши победы, Германия находится на пределе возможностей! Еще год войны на два фронта, и у нас не останется ни людских, ни материальных ресурсов, чтобы ее продолжать. И тогда произойдет крах центральных держав, которого мир еще не знал… – При этих словах лицо императора потемнело, осунулось, а угловатое тело, казалось, уменьшилось на глазах, словно придавленное неимоверным грузом надежд, возложенных на него историей. Вильгельм резко остановился и окинул беспомощным, нерешительным взглядом своего верного советника.

Николаи понял, что у кайзера вот-вот начнется очередной приступ истерики, чреватый самыми непредсказуемыми последствиями, и, чтобы вовремя предотвратить его, решительно заявил:

– Ваше Величество, чтобы продолжить миротворческую операцию, я предлагаю дать возможность фрейлине императрицы графине Васильчиковой выехать под каким-нибудь предлогом в Петроград, чтобы она попыталась лично, с соответствующими комментариями, передать наши окончательные предложения через Александру Федоровну ее венценосному супругу…

– Не вижу препятствий! – возбужденно промолвил император. – Правда, судя по вашим рассказам, эта Васильчикова крайне глупа… Хотя в делах, которые лежат на поверхности, ее недальновидность может быть нам как никогда полезна… Ведь глупость подобна бомбе замедленного действия, она может взорваться в любой момент, – благодушным тоном пошутил кайзер.

«Слава богу, пронесло, – порадовался за императора, пытающегося острить, Николаи. – Может быть, и в самом деле еще не все потеряно в деле замирения с Россией?»

– В дополнение к этому я прошу вас напомнить герцогу Гессенскому Эрнсту, брату Александры Федоровны, что он в своих письмах к сестре должен отмечать важность нашего с Николаем замирения и предотвращения таким образом падения русского трона. Пусть постоянно подчеркивает, что Англия и Франция никогда не отдадут России Константинополь, а сейчас плетут хитроумные интриги против царского двора… И снабдите его парочкой анекдотов и сплетней о ее связях со «старцем», которые французские и британские офицеры рассказывают своим любовницам в Парижских кафешантанах и борделях. Это непременно подмочит репутацию союзников, – бодрым голосом завершил кайзер и, прижав сохнущую руку плотнее к туловищу, четко, по-солдатски, развернувшись кругом, он направился обратно, во дворец.

Глава VIII

Крепость Осовец

Июль – август 1915 года

1

Полк, к которому была приписана пулеметная команда капитана Воронина, после переформирования располагался в предместьях Варшавы. После целого месяца интенсивной боевой подготовки были проведены полковые учения, по окончании которых полковой командир поблагодарил нижних чинов и офицеров за службу и предупредил, что со дня на день ожидает приказа о передислокации на ответственный участок фронта, но куда конкретно не сказал.

Летним солнечным днем после изнурительного марш-броска, устроенного капитаном Ворониным, когда ефрейтор-наводчик Денис Кульнев, очистив пулемет и станок от пыли и грязи, прилег в тени близлежащей рощицы на травушку-муравушку, чтобы наконец-то перевести дух, к нему подошел унтер-офицер Самойлов и, придирчиво осмотрев максим, строго спросил:

– Ну что, служивый, готов к бою?

– Как всегда, – уверенно ответил Денис, вскакивая. – Только вот, господин унтер-офицер, не пойму, зачем солдат перед боем мучают. Дали бы лучше отдохнуть…

– Тяжело в учении – легко в бою, – изрек Самойлов не раз слышанную от офицеров пословицу. – А отдыхать будем после войны, – многозначительно добавил он и, поманив Дениса к себе поближе, добавил: – Слышал я, что нас вместе с полком в крепость под названием Осовец перебрасывают.

– Крепость – это хорошо, – удовлетворенно заявил ефрейтор. – Небось за каменными стенами нас германец не так донимать-то будет…

– Много ты знаешь, – ухмыльнулся Самойлов. – Я намедни в лазарет наведывался к земляку свому, так вот он такие ужасы об ентой крепости рассказывал, что страх берет.

– Неужели, дяденька, и ты забоялся?

– Я то что, всякого навидался. А вот округ земляка мого которые молодые солдаты лежали, так те просто обмерли от страха после его рассказов…

– А я, дяденька, не забоюсь, – как можно более грубым голосом заявил Денис, выпячивая свою широкую грудь.

– Ну, паря, я тебя предупреждал, – загадочно промолвил унтер и, подозрительно оглянувшись по сторонам, неторопливо и обстоятельно поведал услышанную от земляка историю:

– Было это незадолго до Сретения Господня. Ерманцы, ввиду того что болота и речки вокруг ентой неприступной твердыни покрылись толстым льдом, удумали взять нашего брата врасплох. Да не тут-то было! Пять ден дрались наши на подступах к крепости, пока не поступила команда отойти под защиту стен. А стены, я тебе скажу, толстенные, из камня да ерманского кирпича сложены, вокруг железные башни с пушками да пулеметами. И близко вражине не дают подойти. Вот тогда и ударили ерманцы из своих невиданных пушек, аж гром пошел до небес, кабыть Илия-громовержец на рать нашу осерчал. Земля вздыбилась вокруг, темь и гарь обволокла весь гарнизон. Стоны и громогласные крики огласили твердыню. И так было ни день и ни два. От великого множества смертоубийственных снарядов и бомб пострадали многие укрепления и постройки, но, несмотря на это, гарнизон продолжал держаться, отражая атаку за атакой. Тысячи воинов полегли в этой страшной битве, но крепость Осовец стояла, стоит и стоять будет, пока не сгинет последний ее защитник, – торжественно закончил свое повествование Самойлов и пристально взглянул на Дениса, пытаясь заметить хоть малую долю страха на его молодом и бесхитростном лице, но вместо этого увидел яростный, решительный блеск в глазах и искреннее желание отомстить врагу за все учиненное им смертоубийство.

– Ты не боись, дяденька, я, так же, как и ты, уже не раз побывал под германскими «чемоданами» и ничего, жив остался. И в крепости этой не подкачаю. Как в таких случаях любит говорить мой батька: «Бог не выдаст, свинья не съест».

– Любо слышать такое, особенно когда некоторые служивые и постарше тебя при таких вестях скоренько в лазарет устремляются. А болезня их мне