Михайла тоже соскочил с лошади и подошел к казаку.

– Придержи-ка его, – сказал Невежка, – да покрепче смотри. А я за ногу-то потяну. Може, она на место станет.

Михайла стал на колено и плотно обхватил казака.

– Ну, держись теперь, – пробормотал Невежка и изо всех сил потянул подвернутую в колене ногу.

Казак взвыл, в колене что-то хрустнуло, но нога выпрямилась.

– Ну полежи, покуда отойдешь малость, а там, може, и встанешь. Вот погоди, я тебе клюку приспособлю.

Невежка оглянулся, выбрал молодую тонкую осинку, достал из-за пояса нож, срезал ее под корень, быстро обломил верхушку, срезал ветки и положил около казака.

Стрелец затих, следя за леченьем казака. Но теперь и он опять застонал, стараясь привлечь к себе внимание.

– Пи-ить, пи-ить! – стонал он жалобно.

– Вишь, пить просит, – сказал Михайла.

– Так то ж стрелец, – проговорил Невежка. – Так им и надо, дьяволам!

– На, лови, – сказал Михайла и швырнул стрельцу ломоть хлеба. – Ну, Невежка, едем, что ль, живей. Гляди, гляди! – прибавил он. – Да их тут еще набралось.

Действительно, из лесу на дорогу с разных сторон ползли окровавленные, изувеченные люди. Все они стонали, жаловались, умоляли о помощи, завидев здоровых людей на лошадях.

– Стрельцы всё, – сказал Невежка, обращаясь к казаку. – Ишь вы их перекалечили, молодцы!

– Будут помнить! – злорадно пробормотал казак. – Ну-ка, милый человек, помоги-ка, може, встану.

Михайла и Невежка подхватили с двух сторон казака, и Невежка сунул ему в руки палку.

Казак охнул, но расправил ногу и со стоном оперся на нее.

– Спасибо, добрый человек, – сказал он, шагнув. – Гляди-ка! Выправил. Куда мне теперь? Не оставаться ж с ими, – кивнул он на стрельцов.

– Ну, слушай, – сказал Михайла, – мы за вашими следом едем. Хошь я тебя из лесу вывезу? Може, мы там какого конька раздобудем. А нет, так спущу тебя. Добирайся пеший. Мне время нет. Садись пока на круп. Подсоби ему, Невежка.

Кругом неслись стоны, вопли, но Михайла с Невежкой, не обращая на них внимания, поскакали дальше по дороге и скоро выехали из рощи.

На открытом месте было светлее. На западе тучи разорвались, и вившаяся вдоль рощи и поляны речка вся загорелась в лучах заходящего солнца.

До самого берега речки поляна была усеяна трупами и тяжело ранеными.

Лошади храпели и упирались, но Михайла и Невежка изо всех сил настегивали их, чтобы поскорей проехать мрачное поле.

Кое-где валялись и трупы лошадей, но живой лошади, потерявшей седока, не видно было.

– Эх, нет мне удачи! – пробормотал казак, когда они пересекли поле недавней битвы. – Придется, стало быть пешим итти.

Михайла придержал лошадь.

– Ступай, брат, тут село близко. Скажи спасибо, что нога цела. Коня раздобудешь.

Казак слез и, опираясь на палку, побрел, прихрамывая, к видневшейся на берегу речки деревне.

Михайла с Невежкой поскакали дальше.

Теперь уж недалеко было Ахлебинино, где они переправлялись через Оку на пути в Тулу.

За четыре дня Ока сильно разлилась, и барка перевоза приставала гораздо дальше в полях. Когда они подъехали, на берегу шумела толпа пеших казаков.

– То со страженья, видать, – сказал Михайла Невежке, подъезжая ближе.

Со стороны села подплывала пустая барка.

Завидев Михайлу с Невежкой, казаки бросились к ним.

– Ишь, мужики на лошадях! – кричали они. – A мы вон, казаки, пешие. Ну-ка мы их! Все хоть пара коньков.

Невежка пытался поворотить коня, но казаки хватали его за повод.

– Да вы что, братцы, аль впрямь воры? – крикнул Михайла, отбиваясь от наседавших на него казаков.

– За вас же, черти, бьемся! – кричали казаки. – А вы, вишь, и конем не поступитесь, дьяволы! Наших-то тоже полегло немало.

– Да стойте вы! – кричал Михайла. – Чай, мы не по своему делу. Из Тулы мы. Нас князь Шаховской к Болотникову с грамотой послал.

– Брешешь! – крикнул старый казак. – Станет князь наш мужика гонцом посылать. Чай, у него казаки есть.

– Да ты гляди, дядя, я грамоту покажу.

Пока Михайла доставал кошель, из толпы казаков выступил один.

– Та я ж их знаю! – крикнул молодой казак с чубом. – Та и того конька видав. Торговал у их в Туле. Они про князя нашого пытали, а конька не дали.

– Ну, колы ты их, Опанас, ведаешь…

– Вон, гляди, грамота, и с печатью, – сказал Михайла, показывая свиток. – Болотникова Иван Исаича князь Шаховской в Тулу зовет. Мы с его войска.

Казаки захохотали.

– Воины тоже! Чай, и пищалей не видали! – кричали они, но уже не пытались стащить Михайлу с седла. – Хай их едуть! На селе, чай, коней богато.

Барка между тем подошла, и Михайла с Невежкой торопливо пробились вперед и въехали на барку.

– А войско-то ваше где ж? – спрашивал Михайла старого казака.

– А кои на конях берегом поскакали с князем Телятевским за стрельцами – из-под Калуги царские войска гнать.

– Вот ловко! – крикнул Михайла. – Ну, коли так, Иван Исаич враз и выступит. Придем в Тулу, а оттуда разом на Москву. А вы как же? – прибавил он, поглядывая на пеших казаков.

– Да и мы тож. Раздобудем тут на селе коней, да и поскачем за князем.

На другом берегу Михайла с Невежкой, не заезжая в село, погнали лошадей в объезд – на дорогу в Калугу. Они торопились. Солнце уже зашло, и наступали сумерки.

– Самая пахота, – сказал, отъехав немного, Невежка, – а их, казаков тех, гляди сколько. Близко сотни. И всем коней нужно. Отберут у мужиков, ведомо. А на чем пахать?

– Чего станешь делать, – проговорил Михайла, – чай, и им за делом кони надобны. Где ж пешим биться?

– Пора-то уж больно работная. Хоть бы до нас доведись. Без лошади как вспашешь?

– Эх ты, Невежка. Да ведь дело-то какое. За волю, чай, бьются!

Невежка промолчал, и они, настегивая лошадей, поскакали к показавшейся вдали Калуге.

– Гляди, Невежка, – сказал немного погодя Михайла, – вон, поди, тут на плетне мы и сидели, Савёлку ждали, а ты чалого моего привел. Вовсе близко теперь. А дозоров-то, гляди, и не видать вовсе.

Они все дружней подгоняли.

Вот уж и ворота городские видны. Открыты, и часовые около ходят. А на стене и не видать никого. Михайла оглянулся.

По дороге от ближней деревни тянулись в густых сумерках возы с разным деревенским товаром – с хлебом, с живностью, с луком, с сухими грибами. Весть о том, что в Калугу можно въехать, быстро разнеслась, и крестьяне, не дожидаясь утра, торопились вывезти на базар остатки зимних запасов.

Город совсем преобразился. В домах горели огни, на улицах, несмотря на