каждой последующей «ступени». Закономерным результатом такой ограниченности (проникающей в жизнь Святой Троицы) выступает размытость границ между Божественным и тварным бытием; таким образом, в субординационизме Оригена можно увидеть отголосок неоплатонической идеи Божественных нисходящих эманаций, идеи в основе своей пантеистической.

«Как Сын не может видеть Отца, так Дух Святой не может видеть Сына <…> ангелы не могут видеть Святого Духа, и люди не могут видеть ангелов» (Из утраченного фрагмента «О началах». 1:1:8. Цит. по: св. Епифаний Кипрский. Об Оригене, который зовется и адамантовым).

С другой стороны, триадология Оригена дает нам понятие о единосущии Лиц Святой Троицы, которое станет важным шагом в развитии троического богословия. Уже непосредственные святые ученики Оригена, свтт. Дионисий Александрийский и Григорий Неокесарийский, взяв все лучшее из его достижений, освободят оригеново наследие от ошибок субординационизма и передадут импульс развития троического богословия великим святым IV века.

«Во взаимных отношениях Отца и Сына есть только то, что свойственно природе Божества» (О началах. 1:1:8.)

«Написано так: “…и родил [Адам Сифа] <…> по образу своему и по виду своему” (Быт 5:3). Этот образ заключает в себе указание на единство природы и сущности Отца и Сына» (О началах. 1:2:6);

«Единородный Сын есть сияние этого света [т. е. Отца], освещающее всю тварь и происходящее от Него неотделимо наподобие того, как сияние происходит от света» (О началах. 1:2:7);

«Возрождающийся через Бога ко спасению нуждается и в Отце, и в Сыне, и в Святом Духе <…> он может получить спасение только через целую Троицу» (О началах. 1:3:5).

Такая внутренняя противоречивость и двойственность (одновременное свидетельство о единосущии и против единосущия Лиц Святой Троицы), как мы видели выше также на примере Тертуллиана (см. п. 16.4.1), вообще была вполне характерна для субординационизма, с той или иной степенью успешности пытавшегося нащупать путь к троическому богословию; в этом состоит его принципиальное отличие от явных триадологических ересей, например савеллианства и арианства, где подобная двойственность радикально преодолевается за счет ухода в ту или иную крайность.

21.4.2. Протология, сотериология и эсхатология

Вообще протология (учение о начале мира), сотериология и эсхатология Оригена, то есть стороны догматического учения, обнимающие собой домостроительство Божие по отношению к миру и человеку, представляют собой единый комплекс идей, испытавший наибольшее влияние платонизма. Именно из учения Оригена о мире и отношении Бога к миру сформируется последующее явление – лжеучение, за которым закрепилось имя оригенизма.

Протология Оригена смыкается с его триадологией. Мысль о предвечности Сына Божия, совершенно верная и важная в плане общего развития троического богословия, имеет у Оригена ошибочное продолжение в идее о предвечности также и творения.

«Как никто не может быть отцом, если нет сына <…> так и Бога нельзя назвать всемогущим, если нет существ, над которым Он проявил бы власть; и поэтому для откровения Божественного всемогущества необходимо должно существовать все» (О началах. 1:2:10).

Очевидно, что идея о предвечности творения размывает границы между Сыном Божиим (а с Ним и всей Святой Троицы) и тварью – ведь если и Сын, и тварь предвечны, то какое же между ними различие? Таким образом неразличение Сына с тварью в плане отнесения обоих в предвечность только усилило проблему в вопросе отношения Сына к времени и т. п. Позднейшие триадологические ереси, такие как динамизм и арианство, сохранив это неразличение, вместе с тварью «выведут из предвечности» и Сына Божия. Их справедливая критика идеи Оригена о предвечности творения обернется еще большей бедою – исторические слова ересиарха Ария: «Было, когда Сына не было», положат начало первым в истории Церкви спорам вселенского масштаба – триадологическим спорам.

Другим важным следствием идеи Оригена о предвечности твари становится фактическое (хотя и не выраженное словами) отрицание им свободы Бога.

Сотериология Оригена имеет оттенок интеллектуализма, привнесенный, как и многое другое в его учении, из платонизма. Путь человека к Богу, к восстановлению с Ним отношений и укоренению в Нем, есть открытый Христом человечеству путь интеллектуального просвещения, «неумолимого следования» человека за открытым ему знанием. Отсюда же вытекает и символизм в понимании Евхаристии; сведение евхаристического общения со Христом до умственной сферы.

Сотериология Оригена является «оборотной стороной медали» отмеченной выше недооценки им цельности природы человека: тело человека мыслится как ненужный придаток, «темница для души», да и сама душа выступает лишь временной ступенью на пути к торжеству просвещенного и одновременно одинокого в этой просвещенности духа человеческого.

Среди заслуг Оригена следует указать на то, что именно в его трудах впервые появляется термин «Богочеловек».

Эсхатология Оригена есть обратный слепок с его протологии. Предвечность твари оборачивается ее неминуемым возвращением к Богу, своего рода возвращением в ту же «предвечность». Такова широко известная идея апокатастасиса, всеобщего спасения, впервые изобретенная и озвученная именно Оригеном. Ведь если даже Сам Бог не может не творить мир (и даже бесконечное число миров), то что остается его отображению – человеку (и, шире, – вообще творению)? Ему необходимо надлежит вернуться к Богу, от которого он отпал.

Итак, «Бог не может не творить мир, а мир не может не вернуться к Богу» – такова Оригенова максима понимания истории. За таким чувством и пониманием истории стоит не что иное, как идея неоплатонических эманаций (истечений), бытийственно проистекающих из Бога и затем столь же неуклонно возвращающихся к нему. Детерменизм (предопределенность, заданность), несвобода – Бога и человека – характеризуют учение Оригена, равно как и античные философские системы, которые в силу самого своего времени были неспособны вырваться в царство истинной свободы из плена схем.

По верному замечанию прот. Г. Флоровского, Ориген глубоко неисторичен – и начало, и конец истории лишены у него свободы, а ее эпицентр, Христос Спаситель, закономерно становится неубедительным связующим звеном в этом процессе.

Глобальные ошибки Тертуллиана и, особенно, Оригена запустили не только процесс осмысления святоотеческой мыслью троического догмата, но и тот процесс в богословии, который закончится много веков спустя теснейшим синтезом сфер догматического и аскетического богословия.

Тема 22

Святые ученики Оригена

22.1. Две группы учеников Оригена

Ориген оставил после себя множество учеников.

Одни из них приняли его ошибки, продолжили и развили их – этих учеников история наименовала оригенистами, а само их учение – оригенизмом. Эта идущая от Оригена линия преемства в конечном счете принесет Церкви много бед: существуя в полускрытом состоянии на начальном этапе своего исторического развития, она обретет «второе дыхание» в IV веке, с возникновением монашества, и, привившись на его почве в лице аскетического