Н. Костомаров в статье «Русские инородцы. Литовское племя и отношение его к Русской истории» («Русское слово», 1860. Май, V) говорит:

«У литовцев был свой героический эпос: кроме изуродованных сказаний из прусско-немецких хроник, на это указывает переводчик «Хронографа» Малалы, приводя темное предание о каком-то Совии, называемом еще Совицею, который будто бы ввел между литовцами богослужение, научил их мифологии и входил в какой-то таинственный мир, называемый у христианского повествователя адом, чрез девять ворот. Признавая незапамятную древность этого сказания, повествователь считает «Совию» современником Авимелеха, жившего при Аврааме. Этот «Совия» имеет, кажется, сходство с баснословным Вейдавутом, который в прусско-немецких хрониках изображается вводителем религиозного строя».

И на с. 44:

«О загробных верованиях литовцев сохранилось чрезвычайно любопытное, хотя, к сожалению, неясное известие у переводчика хроники Малалы. Здесь показывается очень слабое понятие о сознательной жизни за гробом: высшее наслаждение, которое воображение создает себе – это сон».

«Хронограф» Малалы говорит о литовских божествах так же сбивчиво и темно, как и Ипатьевская летопись. Впрочем, последняя говорит о них менее всех; но, несмотря на то, вызвала прений о них более, нежели всякая другая летопись. На с. 188 II тома Полного собр. рус. летописей о божествах она упоминает только вкратце, как бы вскользь, именно:

«Миндог же посла к папе и прия крещение. Крещение же его льстиво бысть: жряше богом своим втайне, первому Нънадееви и Телявели и Диверикзу, Заячьему богу и Мендеину; егда же выехаше на поле и выбегняше заяць на поле в лес ращения не вхожаше вну и не смеяпие ни розгы оуломити, и богом своим жряше и мертвых телеса сожигаше и поганьство свое яве творяше».

И на с. 195:

«…тужаху же и плеваху по свейскы рекуще: «Янда», взывающе богы своя, Андая и Диверикза и вся богы своя поминающе, рекомые беси».

В находящемся в Вильне супрасльском списке «Хронографа» Иоанна Малалы есть, как сказано выше, на 127-м листе также подходящее место, именно в статье «О поганьской прелести в нашои Литве»:

«О великаа прелесть диаволскаа яж введе в литовскы род и в ятвези и в прусы и в емь и в лив и иныа многиа языкы иж Совицею нарицаютса, мняще и душам своим суща проводника в ад, Совья бывшему в лета Авимелеха иж и ныне мертва телеса сжигают на крадах, якож Ахилесос и Еант и инии по роду Елини. Сию прелесть Совию введе в не, иж приносити жрътву скверным богом Андиеве (по Оболенскому, Андаеви) и Перкунови, рекше грому и Жевороуне, рекше Соуце (у Оболенского: «…и Жвороуне, рекше соуце») и Теля велик коузнец (у Оболенского: «и Телявели и с коузнею»), сковаше емоу солнце яко светити по земли, и взвергшю емоу на небо солнце».

Эти отрывки вызвали целую литературу догадок, кто такие были Ненадей, Телавель, Диверикз, Заячий бог, Мендеин или Менденн, Андай и Жворуна?

В разъяснении вопроса, существовали ли эти боги, приняли участие: А. Мержинский (реферат, читанный на Киевском археологическом съезде), А. Брикнер, берлинский профессор («Lithu-Slavische Studien». Weimar, 1887), И. Юшкевич («Литовско-русско-польский словарь»), Ф. Миклошич («Lexicon palaeo-slovenico-graeco-latinum»), Э. Вольтер в разных своих сочинениях и др. Вопрос этот доныне окончательно не разрешен.

Так, например, профессор Мержинский, взяв в соображение, что Ласицкий пишет: «Numeias vocant domesticos deos» – и что это слово сложное из numas (дом) и dievas (бог), утверждает, что нужно читать Numadievas или Numdievas, домашний бог (домовой). Но Брикнер, тщательнее других разобравший вышеприведенные выписки, отвергает объяснение Мержинского и все-таки не выясняет, кто такой Ненадей.

Э. Вольтер на с. 176 и дальше «Катехизиса Даукши» приводит мнения несходные между собою различных писателей об Аида. Аидгеве и пр. и спрашивает: не позаимствовал ли ипатьевский летописец некоторые сведения из «Хронографа» Малалы?

Переходя к Жеворуне «рекше соуце», Вольтер говорит, что в литовском языке есть слово Жверине, вечерняя звезда, и что таких звезд «звериных» у литовцев несколько: «Диджиойи-Жверине» – Юпитер или Сатурн; «Мажойи Жверине» – Марс.

Это ближе подходит к письму Оболенского «и Жвороуне рекше соуце», нежели к прочитанному Ф. Добрянским (описание виленских рукописей, с. 250) «иже во Роуне». Что такое «Роуне»? И при чем тогда была бы сука (canis foemina, самка собаки)? Ясно, что составитель «Хронографа» или его переписчик в фанатической ненависти к «поганьству» назвал «сукою» какую-нибудь литовскую богиню.

Но замечательнее всего разбор Телявеля.

Г-н Мержинский в киевском реферате своем имел в виду, что Ласицкий уверяет в существовании божка Тавальса, и потому производит это название от слова tewas, tёwas или tawas, отец; уменьшительное taivalis, tёwalis, батюшка; произносится же tejawalis, tejawelis; а как в жмудском диалекте очень часто пред окончанием s исчезают гласные а, г, то Ласицкий и пишет «Tawuls (вместо Tawalis) deusauctor facultatum». К названию божества очень часто прибавляется tewas, отец, как у латышей mate, мать; например, у Спрогиса («Памятники латышского народного творчества». Вильна, 1868): «саулит-мамальин», солнышко-матушка; «уденс-мате», мать-вода; «межа-мате», мать леса; «веля-мате», мать мертвецов и т. п. Из этого следует, что у Ласицкого Тавалс не обозначает особого божества, а только почетное название божества и человека.

Против этого возражает г-н Вольтер на с.177 «Катехизиса Даукши», говоря:

«Западнорусский переписчик «Хронографа» Иоанна Малалы (в виленской библиотеке) высказывается обстоятельнее: он говорит, что «Телявелис» – это кузнец; он сковал солнце «яко светити по земли». Если кузнец относится к «Теля-велик», тогда последний не может быть ни «Тавалmс», ни «Тевялис» (батюшка), как полагает Мержинский, ни «Теля-велис», лешим, пугающим странников на дороге (Wegeteufel), как объясняет Брикнер. Кузнец по-литовски называется kalwis, уменьшительное kalwalis, которое обращали, может быть