– Хорошо, но ты могла бы по крайней мере дать ему представление о поведенческих стандартах, объяснить, какое поведение считается приемлемым, а какое нет.

– Кто ж спорит. И поверь, я постоянно этим занимаюсь. Иногда он соглашается, по крайней мере до определенной степени. Но чаще не выполняет ничего из моих советов. И не потому, что не хочет. Он не может.

– Когда речь заходит о Кларке, ты постоянно используешь слово «не может», Луиз.

– Потому что без него не обойтись.

– Даже когда без него можно обойтись.

На светофоре уже несколько раз зажигался зеленый, но мы по-прежнему стояли на тротуаре. После двух дней, вынужденно проведенных в постели, у меня слегка кружилась голова и ноги казались ватными. И хотя мне отчаянно хотелось выкрикнуть что-нибудь вроде «господи, обязательно устраивать это здесь, посреди улицы?», я подавила это желание. Вместо этого я несколько раз глубоко вдохнула, обретая душевное равновесие, и произнесла нарочито спокойным тоном:

– Послушай, мама, я прекрасно понимаю, что ты за меня волнуешься. Конечно, ты ужасно перенервничала и именно поэтому затеваешь этот спор. Я понимаю, что просить тебя не нервничать по меньшей мере глупо. Но ведь ничего катастрофического не произошло. Я жива-здорова, врачи не знают, что со мной было, не говоря уж почему. Возможно, больше ничего подобного не произойдет, и…

– Это случилось уже два раза. Значит, входит в систему.

– Второй приступ был совсем слабым, – возразила я. – Примерно в три раза уступал первому. Так что о системе говорить рано. Просто два неприятных явления.

Мама саркастически рассмеялась, давая понять, что мои аргументы ничуть ее не убедили.

– Вижу, ты здорово разбираешься в математике. А в медицине еще лучше. Просто эксперт во всех областях.

Краешком глаза я заметила, что на светофоре снова загорелся красный. Впрочем, ничто не мешало нам перейти улицу прямо сейчас – в разгар дня машин было мало, та, что стояла у тротуара с выключенными фарами, явно не собиралась никуда ехать. Но, сделай я хоть шаг, мама непременно решила бы, что я пытаюсь от нее убежать. Поэтому я предпочла не двигаться с места.

– Одно я знаю твердо – не имеет смысла накручивать себя, предсказывая непредсказуемое, – произнесла я, стараясь говорить как можно более веско. – И еще – что бы со мной ни случилось, это никак не связано с твоими предостережениями. Ты ведь была против этой поездки, помнишь?

– Не понимаю, в чем ты сейчас пытаешься меня обвинить.

– Ни в чем. Абсолютно ни в чем. Просто мне пришло в голову… Наверняка ты думаешь сейчас, что была права. Ты же предупреждала «не езди, вдруг что-нибудь случится», а я не послушалась и поехала. Кое-что неприятное действительно случилось. Но это ничего не означает. Думаю, ты меня поняла.

– Нет, Луиз, – покачала головой мама. – Я ничего не понимаю. Ничего не знаю. И вообще, у меня голова идет кругом.

– У меня тоже. Мы все сейчас сбиты с толку, и помочь этому невозможно. Все, что нам остается, – жить как ни в чем не бывало. Кстати, я тебя люблю, – добавила я после паузы.

– Приятно слышать, – фыркнула мама. – Я тоже тебя люблю, детка. Никогда в этом не сомневайся.

– А я и не сомневаюсь.

Я обернулась, бросила взгляд на припаркованную у тротуара машину, и в памяти моей что-то щелкнуло. Водитель машины, грязно-серого хетчбэка, был едва различим за немытыми стеклами, но, когда мама обняла меня, я почувствовала, что напряжение, сковывавшее нас обеих, внезапно ослабло. Зрение мое стало более отчетливым, и я сумела разглядеть лицо, наполовину скрытое капюшоном.

– Вау, – донесся до меня мой собственный голос. – Да ведь это…

…Крис Колби?

Моя рука резко взметнулась вверх, описав дугу, и водитель, заметив это, ту же нажал на газ. Машина сорвалась с места, свернула на Черч-стрит и скрылась из виду. Я замерла с открытым ртом.

– Кто это? – спросила мама. – Ты его знаешь?

– Да, кажется… – Я осеклась, уже ни в чем не уверенная. Внезапно меня накрыла волна тошноты, такая сильная, что пришлось закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов. Мгновенно утратив все желания, кроме одного – добраться домой, я пробормотала:

– Наверное, нам стоит поймать такси.

– Конечно, конечно, – согласилась мама и махнула рукой, останавливая машину. Открыв заднюю дверь, она помогла мне сесть и спросила:

– Хочешь, поеду с тобой?

– Спасибо, думаю, отсюда я доберусь сама, – покачала головой я. – Вечером созвонимся, хорошо?

– Договорились.

* * *

Дома Саймон встретил меня у дверей, проводил к дивану и отправился на кухню поставить чайник.

– Сафи привезла нам твой телефон, – крикнул он оттуда. – Он заряжается рядом с диваном. Так что если хочешь позвонить кому-нибудь, проверить почту или узнать, что произошло в «Ходячих мертвецах»…

– Ты слишком хорошо меня знаешь.

– Как облупленную. Кларк вернется примерно через час, но ты его не дожидайся. Проверь почту и ложись спать. Тебе сейчас нужен сон.

Да, просто необходим. Особенно если учесть, что я проспала больше двух суток. Но вслух я сказала только:

– Как и всегда.

Я ощущала такую слабость, что была готова сидеть на диване, ничего не делая. Тем не менее вытащила телефон из розетки и забрала с собой в спальню, рассчитывая сделать пару дел и после улечься в постель. Открыв ноутбук, я увидела сообщение от Сафи. Там говорилось, что после того, как меня погрузили в вертолет скорой помощи, она вернулась в Кварри Аржент, забрала все материалы, которые нам обещали в музее, после чего вернулась домой и уже начала просматривать свои записи. Несколько минут я потратила на то, чтобы удалить кучу спама – по большей части сообщения от пресс-секретарей, по-прежнему думавших, что мне нужна информация обо всех ближайших кинопоказах. Потом зашла в соцсеть и долго сидела, глядя на экран и размышляя о том, стоит ли делать случившееся, так сказать, достоянием общественности. Конечно, я могу представить свою внезапную болезнь как обычный приступ мигрени и даже сделать этот эпизод забавным – теперь, когда он в прошлом, это вполне возможно. Но что, если Ян Маттеус прочет мой пост и встревожится? Как это повлияет на судьбу проекта и мое участие в нем?

Да, социальные сети стали истинным проклятием нашего времени, вздохнула я. Компьютер звякнул, извещая о новом сообщении. Щелкнув по иконке, я прочла: «Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше. В больницах никогда не бывает особенно весело». И подпись внизу, словно я сама не могла догадаться, кто автор:

Вроб.

– Дерьмовое дерьмо, – пробормотала я вслух.

– Что случилось? – раздался голос Саймона у меня за спиной. Я подскочила от неожиданности