Шрифт:
Закладка:
– В том-то и дело, что нет. Обещал поискать и позвонить. А на следующий день его убили.
– Возможно, что Блейхман?
– Нет, у него стопроцентное алиби, как и на день убийства Дины Скрипак. Проверили.
– И где сейчас архив, неизвестно.
– Ждем результатов от матери Павла. Сбегая из родильного дома, бабка Павла прихватила только паспорт, оставив другие документы в квартире у мужа. Среди них наверняка и свидетельство о рождении, и справка из детского дома.
– Стоп. Что-то тут не вяжется. Если у нее была метрика на имя Тамары Ильиничны Скрипак, почему, когда она стала взрослой, не вернула себе настоящее имя? Блейхман не в курсе? Он спрашивал у матери?
– Да, но внятного ответа не добился. Но это, я думаю, быстро можно узнать и у господина нотариуса. Как-то же он нашел ее? Значит, был и в детском доме.
– Ясно. Капитан Арбатов, дело Корсакова передается в производство к вам в областное следственное управление, капитан Дюмин включен в следственную группу. Все свободны, – закончил совещание майор Старостин.
– Останешься на опрос Горинца? Сейчас подгребет. По телефону говорил с ним, жучила тот еще. Туману напустил, я ничего не понял.
– Слушай, если все так, то есть двоих наследников старика уже устранили, ты не думаешь, что Блейхман – следующий?
– Думаю. За ним присматривают. Похороны матери сегодня, двое оперов с ним рядом будут.
– Ты связывался с ним утром? Живой?
– Вчера днем кто-то пытался вскрыть его дверь. Блейхман заперся на все замки, а позже позвонил мне. Наши ребята с вечера в машине возле подъезда. Погоди, сейчас нам Горинец предоставит список наследников, прошерстим всех. И выйдем на убийцу, не сомневайся.
– Как бы не опоздать, – заметил Денис, заходя за Дюминым в его кабинет.
Глава 23
Планам Риты не суждено было сбыться. Когда она позвонила бабушке, ответил дед и сообщил, что Георгий Ильич умер этой ночью, уже под утро. Потом добавил, чтобы срочно приехала к ним. Он отключился, и Рита сразу догадалась, что бабушке от печальной новости стало плохо, она запретила говорить об этом ей, Рите, но дед решил по-своему.
Бабушка была на ногах, но Риту напугала ее бледность и какое-то отрешенное состояние: отвечала она на вопросы вяло, невпопад, и то и дело порывалась встать со стула, словно собираясь куда-то идти. Но, постояв минуту, усаживалась обратно, растерянно оглядываясь по сторонам. На деда она не смотрела совсем, на Риту же бросала время от времени удивленные взгляды.
Дед был растерян не меньше нее, но его состояние беспокоило Риту не так сильно, потому что она видела, что с ним самим все в порядке, он просто не понимает, что происходит с женой.
Из-за спины бабушки он подавал Рите какие-то знаки, но понять их смысл она не смогла. Наконец, оставив ее, Рита вышла из комнаты. Дед тут же выбежал за ней.
– Ритка, что делать-то? Она что, умом тронулась? – зашептал он, как только они оказались одни.
– По-моему, это просто шок, дед. Успокоительное давал?
– Пытался дать, пить не стала. На столе стоит. И так глянула, словно я для нее лютый вражина! Это почему так? Я Жорку спасал, а не убил! – с обидой произнес он. – И что ей этот Лидкин брат? Родня, что ли?
Рита не знала, что ответить. Она пожала плечами и вернулась в комнату. Как раз в этот момент бабушка поднесла стакан с лекарством ко рту. «Ну и хорошо. Сейчас уложить бы ее в кровать, но не ляжет же!» – подумала Рита, внимательно глядя на бабулю. Та уже не казалась такой бледной.
– Риточка, детка, надо бы съездить в монастырь. Я, видишь, немного расклеилась. Одна сможешь? Или деда возьми, – попросила она вполне осмысленно.
– Сейчас поеду, бабуль. Нужно что-нибудь отвезти? Одежду, документы? Деньги?
– Нет, сестры там уже все сделали: обмыли, одели… Нужно с похоронами решить. Что-то не соображу, как все это делается? Или они сами там… Ты съезди, выясни. Отпевание будет, Жора был глубоко верующим.
– Я даже не знала об этом, – удивилась Рита. – И Лидия Ильинична тоже?
– Ганна своих детей крестила всех троих, несмотря на то, что сама была членом коммунистической партии. Крестила тайно, конечно, еще во младенчестве. Рассказала об этом Лиде и Жоре, когда они уже были взрослыми. Жора воспринял с благодарностью, а Лида – в штыки. Она собиралась делать карьеру, а какая карьера без партийного билета? Так и скрывала всю жизнь.
– Значит, в бога не верила?
– Не верила, но всуе поминала часто, – вздохнула бабушка.
– Бабуль, а тебя крестили? – вдруг заинтересовалась Рита.
– Конечно, детка. И тоже не афишируя. Это сейчас обряд стал модным, но вряд ли родители до конца осознают таинство крещения своего дитя, просто отстояв рядом с читающим молитвы батюшкой. А потом заплатив ему за добросовестное выполнение работы. А ребенок при таком их отношении к обряду не получает защиты рода. Думаю, смотрит сверху Бог на такой театр и жалеет невинного младенца. Ты вот тоже растешь неверующая. Хотя я тебя крестила. В том же монастыре в Алексеевке.
– Тогда у меня должны быть крестные родители? И почему мне не рассказали? – возмутилась Рита. «Какие, однако, новости. А Динка? Крещеная была? И как же бог ее не уберег?» – подумал она.
– Лида с Жорой – твои крестные. Крестик твой нательный я храню, могу отдать, если хочешь.
– Не нужно, бабуль. Я еще не… наверное, я как те родители: не понимаю смысла, для меня все, что происходит в церкви – красивый спектакль.
– Подожди, придешь еще к пониманию, – вновь вздохнула бабушка.
– Поеду я, бабуль. Ты ложись пока, отдыхай. Дед за тобой присмотрит. Да, дед? – повернулась она к нему.
Тот в ответ согласно кивнул.
Рита зашла к себе в комнату, чтобы переодеться: все-таки собиралась в женский монастырь. Она достала из гардероба свое единственное, приобретенное на выставке рукоделия темно-зеленое платье, сшитое из плотного льна. Оно было простого покроя, с длинными рукавами на широких манжетах, с крупными темно-коричневыми пуговицами и воротником-стойкой. Единственным украшением была пущенная по лифу полоска хлопкового кружева чуть более светлого тона, чем сам лен. Рита, которая не носила ничего, кроме брюк и джинсов, купила его по велению души, влюбившись в вещь скорее как в произведение швейного искусства, а не очередную обнову.
Она переоделась и встала перед зеркалом. И неожиданно признала, что нравится сама себе. Достав из коробки черные мокасины, Рита переложила мелочи и телефон из сумки в черный рюкзачок и хотела уже выйти из комнаты,