Денис взял из рук Риты половину фотографий, остальные протянул ей.

Снимки были любительские, но попадались и художественные портреты. Отретушированные, с указанием места, где и когда были сделаны, с фигурно обрезанными краями и с подписью на обороте. В основном, женщины, все как одна – улыбающиеся красотки. Почти на каждом фото были слова «на добрую память от… Светы К., Киры М., Нади Ф.», и подарены они были «дорогой Ганне». – «А сейчас фотографии никто не распечатывает. Что оставим детям, если рухнет Интернет?» – подумал Арбатов и небрежно бросил снимки в коробку.

– Денис, я, похоже, нашла. Смотри, – Рита держала в руках два снимка. – Это – Илья Маркович, возраст, как на семейном фото. Согласен? А вот – он же в обнимку с женщиной. И это не Ганна, жена. Эта – красавица, да простит меня там, на небесах, прабабка Динки. Ты глянь, как фото испорчено. Просто зверство какое-то!

– Нечего себе, кто ее так, беднягу? – всмотрелся в снимок Денис, заметив дыры на месте глаз.

– Смотри сюда, здесь еще круче, – показала Рита портрет, весь истыканный толстой иглой или даже шилом.

– Да уж… – Денис перевернул снимок обратной стороной. «Илюше от Машеньки. Ты мой и только мой, любимый. 1960 год, Загородный парк». И что это за Машенька такая? Еще одна любовница? Одна – Валечка, вторая – Машенька, сколько их еще? Силен мужик!

– Слушай, Арбатов, а ты не думаешь, что Валечка, как ее там?

– Шелудько. Она работала секретарем у Ильи Скрипака в те годы, – подсказал Денис.

– Это все, что вы узнали о ней? Она могла быть просто любовницей Ильи. Или вообще ни при чем. А мачехой Тамары стала как раз вот эта Машенька. Не зря ей Ганна глазки потыкала!

– Почему Ганна? – спросил Денис, пытаясь проследить ход мыслей Риты.

– Потому что Машенька увела у Ганны мужа, Арбатов. А за это можно и не только портрет попортить, но и личико! – твердо произнесла Рита, открыто глядя на него.

«Ого, сколько страсти! Мне начать бояться?!» – ошарашенно подумал, отводя взгляд.

– Я возьму эти снимки. Спасибо, Ритуль! – он торопливо поцеловал ее в щеку и побежал обратно к начальству.

Когда вернулся, Жиров был уже занят: посетитель его выглядел солидно, сидел на стуле расслабленно, даже по-хозяйски. На соседнем стуле лежал большой портфель. Головы к Арбатову не повернул, только замолчал резко. Майор махнул рукой – мол, свободен.

У кабинета его ждал Комаров, а в конце коридора маячила фигура молодого парня из информационного отдела. Тот направлялся в сторону Дениса.

Арбатов открыл дверь и пропустил обоих вперед себя.

– Располагайтесь.

– Я на пару секунд, вот, Леонид Сергеевич просил передать, – парень положил перед Арбатовым клочок бумаги. – Это то, что успели нарыть, геолокация по старому номеру – угол Садовой и Чапаева. Новая симка на паспорт Горинца приобретена не была. Все пока. Разрабатываем самого нотариуса.

– Спасибо.

– Что за Горинец? По нашему делу? – удивленно спросил Комаров, когда за парнем закрылась дверь.

– По нашему, Ваня. Помнишь, говорил тебе, что в Березняках убит друг Маргариты Стрельцовой Павел Корсаков? Это дело теперь тоже наше. Сейчас подъедет капитан Дюмин из Красноярского отдела, он прикреплен к следственной группе. Ты что-нибудь узнал о Плевако? Может, конечно, тупиковая идея – притянуть ее к делу, но покоя мне не дает этот мужик на «копейке» деда Степаненко. Уж очень вовремя он нарисовался у дома Дины. И исчез.

– А при чем здесь Плевако?

– Темнит что-то, когда спрашиваю о пропаже. Показал фото водителя развалюхи, когда того засекла камера входящим в арку дома Дины, – даже не взглянула, сказала «нет».

– Ну да. Возможно, знает она вора.

– Так-так. Значит, есть, что интересное рассказать, Ваня?

– Есть, Денис Иванович. Голикова Ирина Захаровна, дочь умершей старушки Спиваковой, не очень-то лестно отозвалась о Плевако. Поначалу вроде говорила о ней спокойно, общими фразами: мол, неплохая, добросовестная сиделка и так далее. Но когда узнала, что речь идет об убийстве, сменила тон. Оказывается, однажды случайно выяснилось, что параллельно с уходом за матерью Ирины та присматривала еще за одной женщиной с пятого этажа. Конечно, за отдельную плату. Голикова призналась, что хотела даже уволить Плевако, потому что оказалось, что ночи та чаще просиживает не возле ее матери. Но найти замену сиделке быстро не удалось. Она решила поговорить с соседями. О них знала только то, что квартиру снимают что-то около года мать и сын. Элина Вацлавна Долинская, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, и Эдвард Евгеньевич Долинский, тысяча девятьсот девяностого года рождения, – заглянул в записи Комаров. – Женщина после инсульта, сын, со слов соседей, нигде не трудоустроен. Так вот, Голикова подошла к дверям квартиры и услышала громкий мужской голос. Потом раздался грохот, женские крики и плач. Ирина решила, что пришла не вовремя, и…

– Нормально так, даже полицию не вызвала?

– Никто не хочет разборок с полицией. Голикова к тому же торопилась на дежурство, поэтому развернулась и ушла.

– Как же мать и сын оплачивали услуги Плевако?

– Сейчас поймешь. Голикова наехала на сиделку, пригрозила увольнением и плохой характеристикой. Упрекнула в жадности – мол, хорошо плачу, а работа не пыльная: мать Ирины на ногах, не лежачая, просто у нее тремор, не может готовить, убирать… А Плевако ей возразила, что ухаживает она за Долинской не за деньги. И даже пожаловалась, что сынок больной женщины ее шантажирует, что, мол, украла какую-то там дорогую фамильную брошь и еще кучу золотых украшений. Часть из них и правда нашлась под подкладкой сумки сиделки. Которая уверена, что Эдик, как она назвала мужика, их ей подбросил.

– Скорее всего, Эдик и вынудил ее украсть паспорт Степаненко, чтобы без проблем вывезти его авто, да и мало ли для чего еще… Значит, зачем-то понадобились колеса. Его нужно задерживать…

– Погоди. Пара съехала с квартиры в день убийства Дины. Отбыли в неизвестном направлении. Я пробежался по соседям: никто не заметил их отъезда, камер в доме нет.

– И, поскольку колес Эдик лишился, «копейку» забрал эвакуатор, уехать они могли на такси. Давай за Плевако, срочно. На адрес Степаненко. Вези сюда.

– Понял, – поднялся Комаров.

У Арбатова во время разговора с Комаровым сложилась стройная версия по убийству Дины. Но в нее никак не вписывался мотив – дележ наследства Ильи Скрипака. Какое отношение мог иметь Долинский к старику? Денис уже достаточно хорошо изучил родословную Дины, чтобы было куда «вписать» еще одного кровного родственника, если, конечно, Эдвард Долинский им являлся.

Или старик настрогал