Шрифт:
Закладка:
– Ты в порядке? – спросил баба́.
Дядя Реза глубоко вздохнул и закашлялся. Чтобы дойти до дома, ему пришлось обнять баба́ за шею. Я никогда не видела их так близко друг к другу, будто туман несогласия между ними развеял весенний солнечный свет. Азра появилась с курильницей с тлеющими на углях семенами могильника. Свежий аромат могильника разнесся по воздуху, когда она приблизилась к Резе. Ака-джун взял лицо Резы в ладони и поцеловал его в лоб. Азра пронесла курильницу вокруг Резы, бормоча молитвы.
– Нур-е чешмам хош амади[28], – сказала она. Она привлекла Резу к груди, одной рукой гладя его шею, а другую отведя в сторону, подальше от его волос.
Настаран держала Сами одной рукой, другой придерживала чадру под подбородком. Соми цеплялась за чадру матери. Реза подошел к Настаран и обнял ее, одной щекой касаясь мягкой щеки Сами, а другую потер о щеку Настаран поверх белой чадры. Настаран рыдала как никогда прежде. Соми прыгала на месте, требуя, чтобы ее взяли на руки. Я была в восторге от того, что снова вижу дядю Резу. Я смотрела на него сквозь пелену слез, не зная, когда настанет моя очередь обнять его.
Мясник вывел барана на веревке и пригнул его шею к земле возле того места, где стоял Реза. Его нож был острым после долгой заточки ранним утром. Он поставил ногу на плечо барана и вытянул его шею так далеко, как только мог. Он перерезал ему шею одним движением, и кровь фонтаном брызнула из шеи животного. Внезапный поток крови залил землю. Баран забился в конвульсиях, и с каждым ударом кровь выплескивалась из вен. Мясник отпустил голову барана и выпрямил спину, когда тот замер. Все молчали, наблюдая за смертью животного. Реза переступил через лужу крови, которая уже начала сворачиваться по краям.
Ака-джун поднял руки к небу.
– Йа Аллах, – сказал он, – да примешь ты эту жертву. Да примешь ты разлитую кровь как наш искренний дар. Да принесешь ты здоровье и счастье всем, кто живет в этом доме, Амин, йа Рабба-ль-алямин.
Он провел ладонями по лицу.
После обеда мы собрались в гостиной отпраздновать возвращение Резы. Чайные листья и семена кардамона заваривались в фарфоровом чайнике на золотом самоваре Азры. Она сидела рядом с ним и разливала всем чай.
– Бехдоне[29] полезны от кашля, – сказала Азра Резе. Она налила кипящую воду в высокий стакан, до середины наполненный семенами айвы. Из семян получился желейный сок, который загустил воду, когда Азра перемешала получившуюся смесь. Она поставила стакан на маленький поднос и попросила меня передать его Резе. Он вытянул ноги на матрасе, который мама́н ему расстелила, откинулся на валики и взял с подноса стакан.
– Реза-джан, расскажи нам, что случилось, – сказал баба́. Поднимавшийся от чая пар размыл папино лицо, когда он отпил из горячего стакана.
Я, как и баба́, горела желанием услышать рассказ Резы. Мне хотелось знать, как он выжил на поле боя.
Реза ложечкой отогнал черные семена и отхлебнул айвового сиропа. Затем он сказал:
– Мы около часа шли на моторной лодке, когда услышали над головой вертолет. Мы нацелились на него пулеметом, едва он подошел ближе, но по нам открыли огонь, повредив нашу лодку и убив мальчишку-пулеметчика. Я прыгнул в болото до того, как лодка взорвалась. – Он передал мне сок и вздохнул. – Я греб изо всех сил, что были в мышцах. Держался ближе к камышу, прятал голову под водой каждый раз, когда слышал над головой вертолет.
– Как долго ты пробыл в воде? – спросил баба́.
– Валлахи, я не помню. Может, день. В болоте плавали мертвые тела. Сотни, изрешеченные пулями, полусожженные. Иногда я даже не мог разобрать их лиц, – сказал Реза дрожащим голосом. Он прочистил горло и прикрыл веки кончиками пальцев, пытаясь спрятать слезы. – Никому не пожелаю оказаться в таком аду.
Я кинула взгляд на слушающих Резу мама́н и Азру. Азра качала головой в такт срывающемуся голосу Резы и бездумно постукивала рукой по ноге, скорбя о каждом солдате, убитом на тех болотах. Мама́н закрыла рот рукой, а ее глаза наполнились слезами.
– Вертолеты с пулеметчиками все время возвращались, фотографируя плавающие тела. Они открыли еще один залп огня, чтобы добить выживших. – Он выпрямил спину и попытался подогнуть под себя ноги. Кашель вернулся, когда он продолжил рассказывать. – Я вымок насквозь, дрожал от холода и плыл по болоту, сам не знаю куда. Я провел ночь в воде, среди камыша. Рано утром я почувствовал тяжесть в груди. Я не мог дышать, будто кто-то залил мне в горло кислоту.
Ака-джун поскреб лысину под куфи. Складки на его лбу казались еще глубже, когда он слушал внушающую ужас историю Резы.
– Ля иляха илля-Ллах, – сказал он, качая головой.
Настаран беззвучно плакала под чадрой. Я видела, как вздрагивает ее тело. Единственным, кто казался безучастным, был баба́. Он внимательно слушал Резу, время от времени поглядывая на сад. Возможно, он мысленно оценивал ситуацию.
Реза закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Я не помню, как долго боролся за воздух. Потом я потерял сознание. Все, что могу сказать, так то, что видел размытые силуэты мужчин в черных защитных очках и тяжелых масках, когда они вытаскивали меня. С полуприкрытыми глазами я слышал, как они кричат: «Снимите его рубашки, снимите его рубашки!» Они сорвали с меня форму, стащили ботинки и носки и голого завернули в одеяло. – Он замолчал и покачал головой. – На несколько секунд я решил было, что умер и это были ангелы, готовившие меня к следующей жизни. – Горькая улыбка изогнула его губы.
– Где все это время был Амир? – спросил баба́.
Реза замолчал, когда баба́ упомянул Амира. Единственным нарушающим тишину звуком было тихое бульканье кипящей в самоваре воды.
Наконец он сказал:
– Он был в другой лодке, где-то в десяти метрах перед нами. Я потерял их из виду, когда прыгнул в воду. Не знаю, что с ним стало.
– Я звонила Забиху каждый день после твоего возвращения, – сказала Азра. – Новостей нет.
Реза выглянул из окна и сказал:
– Думаю, в нашей лодке я был единственным выжившим.
Дядя Забих позвонил на одиннадцатый день Новруза, за три дня до начала учебы. Мы с Мар-Мар делали домашнюю работу, которую нам задали на каникулы. Мы
