Шрифт:
Закладка:
– Стойте здесь! Я сообщу госпоже Задие, что вы пришли. Можи, ты зайдешь первая! – Она постучала и зашла в кабинет госпожи Задие.
У меня кружилась голова, к горлу подступала тошнота, и мне хотелось сесть, но в приемной не было лавки. Что-то ужасное случилось, иначе нас не сняли бы с урока математики. Я попыталась было подойти к стене, чтобы опереться на нее до того, как ноги перестанут держать меня, но они уже не слушались.
– Нуша, я знала, что это произойдет. Нам нужно было прекратить походы на чердак после начала полуденных молитв, – прошептала я. Но прежде чем Нуша смогла мне ответить, дверь госпожи Задие открылась, и госпожа Мирза дала мне знак зайти. Она оставила меня в кабинете и захлопнула за собой дверь.
– Салам, госпожа Задие, – сказал я робким голосом.
Госпожа Задие сидела за столом и писала письмо автоматической ручкой. Она не ответила на мое приветствие и не перестала писать. Складки ее блестящего черного химара дрожали, когда она скользила рукой по бумаге. Большой портрет Хомейни в рамке висел над ее стулом. Он неотрывно смотрел на меня пронзительными черными глазами из-под нахмуренных густых бровей, будто я была пропитана грехом. Я натянула платок почти до самых глаз, пытаясь спрятать все кудрявые непослушные волосы на лбу. Я стояла у двери, неподвижно и молча, чувствуя, как спотыкается сердце на каждом быстром ударе.
– Госпожа Можи, – сказала госпожа Задие. Она подняла голову от бумаги, положила ручку на огромный дубовый стол и впервые посмотрела на меня. – Ты порушила все расчеты, которые я сделала насчет тебя. Я никогда не ожидала подобного бесстыдного непослушания от одной из самых уважаемых учениц нашей школы. – Она оперлась локтями о стол, наклонилась вперед и проревела: – Как смеешь ты тайком ходить в запрещенные места в священное время молитвы?
Она уставилась на меня сквозь темные квадратные очки. Ее щеки горели красным сильнее, чем когда-либо. Я опустила глаза на пол, выложенный мраморной мозаикой. Я не смела смотреть ей в глаза. Мне хотелось съежиться и просочиться в щели между плитками под ногами. По щекам потекли слезы, но я не смела стереть их с лица.
– Как давно ты туда ходишь? – спросила она.
Я ничего не ответила.
– Отвечай! – рявкнула она.
– Я… я… я… всего несколько недель перед Новрузом, госпожа.
– Какие книги ты там читала?
– Романы. Анну, в смысле русские, русские романы, – сказала я.
– Анну? Какую Анну?
– «Анну Каренину» Толстого.
– Ты понимаешь, что если бы мы считали эти книги подходящими для вас, то оставили бы их в библиотеке? «Анну Каренину»? Вместо того чтобы читать исламских мудрецов? Читать романы во время молитвы?
– Мне ужасно жаль, госпожа Задие. Я… я больше не буду туда ходить.
Она глубоко вздохнула и откинулась на спинку кожаного стула. Какое-то время она молчала. Чем дольше она молчала, тем больше я осознавала, что наказание будет серьезным.
– Что ж, – наконец сказала она, – сожаления недостаточно. Я позвонила твоему отцу, и он уже едет в школу. Нам нужно тщательно расследовать этот вопрос, а ты должна быть наказана за свое плохое поведение.
Кто-то постучал в дверь.
– Войди, – сказала она.
Голова Ширин появилась у косяка.
– Госпожа Ширин, заходи.
Ширин кинула на меня взгляд и зашла. На лице у нее была странная улыбка, давшая мне знать, что она в курсе происходящего в комнате.
– Госпожа Мирза сказала, что ты хочешь видеть меня.
– Да, верно. Пожалуйста, садись. – Она указала на чайный столик и четыре низких стульчика в центре своего кабинета. – Я хотела спросить, раз ты много раз хвалила Можи, была ли ты в курсе, что она пропускает полуденные молитвы и читает запрещенные книги на чердаке актового зала.
Ширин с удобством устроилась на низком стульчике и расправила руками складки шоколадной туники.
– Можи никогда не говорила мне, что ходит на чердак, – сказала она. Она повернулась ко мне и оглядела с головы до ног. – Но я была в курсе ее растущего интереса к романам и художественной литературе.
– Как интересно, и как же ты узнала о ее интересе? – спросила госпожа Задие.
– Мы говорили о русских романах, в частности об «Анне Карениной», поскольку ее интересует Толстой, – сказала она, улыбаясь мне. Она обернулась к госпоже Задие. – Я понимаю, что она сделала ужасную ошибку, но, к ее чести, должна сказать, Можи часто посещает полуденную молитву. Ты помнишь день, когда она стояла в первом ряду рядом со мной?
Госпожа Задие кивнула.
– Я виню во всем ее истовое любопытство и страстную любовь к чтению. Я определенно могу направить ее энтузиазм и помочь ей больше не делать подобных страшных ошибок.
– Уверена, что можешь. Потому-то я и хотела узнать твое мнение. Любопытство – мощная сила и опасная к тому же, если не направлять ее в добродетельную сторону.
– Я верю, что она осознает тяжесть своего проступка. Так, Можи? – спросила Ширин. Когда госпоже Задие не было видно ее лицо, она подмигнула мне со слабой улыбкой.
– Да. Осознаю, госпожа Ширин, – сказала я сквозь слезы.
– Что ж, госпожа Можи, следующую неделю тебе нельзя приходить в школу, – сказала госпожа Задие. Она обернулась к Ширин и сказала: – Я даю ей второй шанс, раз ты ей веришь. Если бы не ты, госпожа Ширин, я бы отдала ее табель отцу, чтобы тот перевел ее в другую школу. – Она перевела взгляд на меня и сказала: – Свободна.
Я вышла из кабинета госпожи Задие, обливаясь потом и слезами. Нижнее белье прилипло к влажной коже, а края платка были пропитаны смесью слез и соплей. Я вздохнула с облегчением. Допрос был закончен, и, слава богу, меня не выгнали из школы. Наказание оказалось не таким страшным, как я представляла.
Нуша все еще стояла возле доски объявлений в приемной. Она перевела на меня взгляд широких, беспокойных глаз.
– Они догадались? – пробормотала она тихим голосом.
Я кивнула и встала рядом с доской возле нее, не зная, что делать дальше. Я гадала, кто заметил, как мы ходим на чердак, и пожаловался школьному персоналу. Ширин вышла из кабинета госпожи Задие вскоре после меня.
– Твоя очередь, – сказала Ширин Нуше.
Нуша последний раз посмотрела на меня перед тем, как зайти. Храбрость, которую я видела в ее глазах, вдруг исчезла, и она поникла. Я не знала, какая судьба ждала ее в кабинете госпожи Задие. Уж никак не лучше моей.
Едва Нуша исчезла, Ширин посмотрела на меня и сказала:
– Нам надо будет поговорить, когда
