Капитаны промысловых шхун отплывают осенью к местам промысла и устраивают штаб-квартиру на том острове, где имеется пресная вода. Здесь же, на мелководье, промышленники сообща строят из мангровых столбов загон для черепах, в нем содержат весь сезонный улов. Каждый понедельник шхуны уходят на промысел и возвращаются к острову только в субботу.

Район промысла черепах представляет широкую подводную равнину с песчаным дном, заросшим длинной узколистной талассией, или, как ее называют, «черепашьей травой». На этой равнине встречаются камни, мели и коралловые рифы. Последние играют немаловажную роль, так как служат черепахам местом ночлега. Каждое утро черепаха отправляется на «пастбище» и ежевечерне возвращается к родному рифу, чтобы провести возле него ночь. В отдельных случаях ежедневное путешествие от места ночлега до пастбища составляет четыре-пять миль. Вот вам сведения, которые нельзя почерпнуть из книг по зоологии. Наблюдая постоянные ежедневные перемещения черепах, капитаны промысловых шхун пришли к выводу, что эти животные способны совершать целеустремленные миграции.

Прибывая на отмели, промышленники делят между собой район промысла и начинают водить шхуны между рифами. Они обнаруживают логовища по небольшим полоскам чистого песка, который черепаха набрасывает возле места своего ночлега, и отмечают эти места деревянными буйками, прикрепленными к якорям.

Поздним вечером шхуны спускают на воду промысловые лодки — семнадцатифутовые парусные челноки или же остроконечные вельботы. С них спускают сети, имеющие длину восемь — пятнадцать морских саженей, две-три сажени в ширину и ячеи в десять — двенадцать дюймов, и ставят их в отмеченных местах. Когда зеленая черепаха поднимается на поверхность, чтобы набрать воздуха (а она обязательно это делает даже во время сна), то попадает в сеть и безнадежно в ней запутывается. Каждое утро промысловые лодки забирают попавшую в сеть добычу и доставляют ее на шхуну, а по субботам весь недельный улов выпускается в построенный возле острова загон.

Однако черепах на отмелях ловят не круглый год, так как в начале лета они ведут себя как-то необычно. В апреле, когда черепашьи самки тяжелеют от наполняющих их яиц, все стадо охватывает беспокойство. В это время промысел значительно падает, а к концу мая — началу июня все черепахи уплывают с отмелей и возвращаются только в августе. Капитаны предполагают, что исчезновение черепах связано с миграцией, которую животные совершают в сезон размножения. В научной литературе вы не найдете доказательств такому предположению. Однако многовековая деятельность кайманского промыслового флота зиждется именно на этой догадке, и капитанов шхун мало беспокоит, что их взгляды не подтверждены профессиональными натуралистами.

Капитаны рассказывают, что черепахи уплывают к месту, называемому Тортугеро. Оно находится в трехстах милях к югу от отмелей Москито, на берегу Коста-Рики. Кайманцы называют это место Черепашьей бухтой. Они утверждают, что в Тортугеро устремляются для кладки яиц не только стада черепах с отмелей Москито, но и все зеленые черепахи, обитающие в западной части Карибского моря.

Костариканцы, живущие к югу от Тортугеро, говорят то же самое. Свое суждение они высказывают на основании очевидных доказательств, и вполне возможно, что они правы.

Черепахи покидают отмели на виду у кайманцев, и в то же время костариканцы обнаруживают у своих берегов гостей, направляющихся сюда, чтобы отложить яйца на Черном взморье. Эти flotas — как их тут называют — прибывают разными по величине стадами. Они плавают и блуждают всего лишь в сотне ярдов от полосы прибоя, и самцы ухаживают за самками. Сезон кладки яиц является одновременно и периодом спаривания. Flotas, которые в июле можно увидеть в Тортугеро, слишком многочисленны, чтобы представлять обычное сборище черепах, живущих в местных водах. Совершенно очевидно, что они откуда-то приплыли. Кайманские капитаны и жители Коста-Рики убеждены в том, что массовое июньское исчезновение с отмелей Москито и одновременное появление черепах в Тортугеро — неотделимые части одного и того же необыкновенного явления. Весь процесс, как они его излагают, кажется настолько ясным, что упоминание об отсутствии проверенных доказательств звучит как судебная увертка. Но все же доказательств нет, и желание добыть их было одной из задач, которую я перед собой поставил.

Я решил отправиться на юг, в Тортугеро, встретить там черепашье стадо, прикрепить к сотням гнездующихся черепах пластинки из монель-металла с выбитыми на испанском и английском языках сведениями о моем адресе и с указанием, что будет выплачено вознаграждение каждому, кто пришлет пластинку вместе с подробным описанием места, в котором черепаха поймана. Я был уверен, насколько вообще можно быть уверенным в таких случаях, что пластинки будут присланы с отмелей Москито. Возможно, что их пришлют и из других мест, так как капитаны промысловых шхун и жители Коста-Рики считают, что Тортугеро — одно из мест встречи не только никарагуанских, но и других черепашьих стад. Несомненно, что где-то между Мексикой и Наветренными островами имеются и другие места гнездовий, но маловероятно, чтобы по своему значению они могли сравниться с Тортугеро. Даже если просто наблюдать за появлением черепах в Тортугеро, создается ясное впечатление, что черепахи приплывают и с севера и с юга. Жители этих мест утверждают, что северная группа с отмелей Москито и лежащих за ними районов приплывает позднее стад из Панамы или северных берегов Южной Америки.

Свое утверждение они обосновывают тем, что промысел в южной части побережья начинается на несколько дней раньше, чем в северной. Поэтому они говорят, что южноамериканские flotas приплывают раньше.

Я побывал на Черном взморье в начале двух сезонов гнездования в конце июня. В обоих случаях в первый момент прибытия стад деятельность черепах в южной части побережья была оживленней, чем в северной.

Во время второго посещения Тортугеро, когда только что начинался сезон гнездования, я нанял небольшой самолет и разведал побережье от Тортугеро до Пуэрто-Лимона. Летя на высоте не более сотни футов, я подсчитывал следы черепах на песке. На двадцатичетырехмильном участке, вплотную примыкающем к Тортугеро, за три ночи появилось всего лишь двадцать пять черепах. На восьмимильном отрезке берега от устья реки Ревентазон до устья другой реки, протекающей южнее, не было почти ни одного следа гнездования. Но к югу от этого места виднелось так много следов, что их нельзя было сосчитать. На шестимильном участке берега были сотни, если не тысячи, следов, лежащих один на другом. И сколько я там ни кружил и ни вертелся, подсчитать их было немыслимо. Но самым удивительным было полное отсутствие признаков гнезд. Каждый из бесчисленных следов представлял простейший