Шрифт:
Закладка:
Мне приходилось не только беседовать с капитанами, но и самому бродить по побережью Тортугеро и вместе со здешними жителями дожидаться flota de sud[130], поэтому увиденное мною с самолета я расценил как подход с юга большого стада зеленых черепах, направлявшегося к Тортугеро.
Пробные попытки выйти на берег объяснялись, по-видимому, тем, что черепахи, как бы чувствуя близкое окончание своего путешествия, вели разведку. Они проверяли состояние песка в отношении каких-то неведомых нам свойств, привлекавших стада в Тортугеро.
Мои отрывочные наблюдения полностью совпадали с тем, во что верили здешние жители, и я был готов считать факты доказанными. Ho, немного поразмыслив, понял, что толком еще ничего не доказано. Все, что я увидел с самолета, отлично подкрепляло выводы, которые делают жители Тортугеро. Однако приписывание рептилии способности совершать в открытом море дальние миграции — нешуточная вещь. Серьезность заключается в том, что вы наделяете животное умением ориентироваться, а ведь это несвойственно его сородичам. Кроме того, мы почти не знаем, откуда такая способность возникает.
Несомненно, что ряд животных обладает умением ориентироваться, но нельзя запросто включать в их число черепаху без точнейших к тому оснований.
На Каймановых островах любому человеку известно удивительное умение зеленой черепахи находить путь домой. Каждый встречный говорил мне, что черепаха, как голубь, может откуда угодно вернуться в родные места. Кайманцы доказывают это следующим: когда в честь окончания удачного промыслового сезона на острове Большой Кайман устраивается черепашье дерби, к ластам забракованных черепах привязывают цветные шары и выпускают животных из загона, и никто не удивляется тому, что все выпущенные на волю черепахи устремляются на юг. Курс на юг означает возвращение на отмели Москито, то есть в то место, где черепахи были пойманы.
Если же вы спросите у кайманца, откуда ему известно, что черепахи поплыли домой, он может задать встречный вопрос: откуда известно, что собаки гоняются за кошками.
Вы можете назвать все местные рассказы о черепахах фольклором, однако правильность подобных высказываний неразрывно связана с тем, что от них зависит благосостояние здешнего народа.
Я уже упоминал о том, что каждая шхуна ведет промысел на отведенном ей участке в течение целого сезона, а иногда и на протяжении нескольких лет кряду. Чтобы промысел был успешным, капитаны должны знать пути перемещения черепах на своем участке, детали рельефа дна, животный и растительный мир различных скал, рифов, мелей. На протяжении многих лет они наблюдают черепах, замечая их индивидуальные особенности, различные пропорции туловища, отличительные свойства пола, разнообразие рисунков и окрасок — все, чего не смог бы заметить сухопутный житель. Повседневно изучая передвижение черепах от места ночлега к пастбищам, они рассматривают поведение каждого животного в отдельности и знают морское дно, как палубу собственного судна.
Тот факт, что черепахи способны ежедневно перемещаться на несколько миль от места ночлега к пастбищу, позволяет предположить, что они способны отличить одно направление от другого и ощущают потребность возвратиться домой. Следовательно, они могут также проложить курс и плыть по нему в открытом море, руководствуясь какими-то скрытыми ориентирами, подобными тем, какими руководствуются при миграции лососи, тюлени, дикие утки и угри. Но доказательства этому еще не найдены. Также не найдены доказательства способности черепах ориентироваться в открытом море в случае, когда черепаха возвращается домой после путешествия, проделанного на палубе судна. Бывает, что налетевшие штормы затопляют и разрушают загоны, черепахи обретают свободу, и некоторые из них отправляются домой. Они не только плывут к тем же самым отмелям, но зачастую возвращаются к тому же подводному рифу, возле которого были пойманы.
Капитанам десятки раз приходилось видеть, как черепахи возвращались за десять — тридцать миль, сбежав из загонов на отмелях Москито. Так как улов различных шхун содержится в общем загоне, каждая черепаха имеет метку поймавшей ее шхуны. Обычно такое тавро представляет монограмму, глубоко врезанную в хрящ нижнего щита и предназначенную для того, чтобы служить, иногда четыре-пять месяцев спустя, доказательством принадлежности определенному промышленнику при окончательных расчетах в Ки-Уэсте.
Задолго до того, как отправиться на остров Большой Кайман, я слышал рассказы лишь о незначительных по расстоянию путешествиях возвращавшихся домой черепах и всегда был уверен, что в этих рассказах есть доля правды. Черепахе, плавающей по мелководью, удается находить дорогу домой за несколько десятков миль. Но мне хотелось получить из первых рук информацию о возвращении черепах за сотни миль, наперерез встречным течениям и безбрежным горизонтам, по бездонным и необъятным океанским водам.
Я уже сказал вам, что не сделал ошибки, направившись к кайманским капитанам; им многое пришлось в жизни увидеть, и они умеют рассказать об этом. Только капитанов стало гораздо меньше, чем прежде, ведь за последние четыре десятилетия промысловый флот сильно уменьшился.
Кайманские капитаны — простые, обладающие здравым смыслом и знающие море люди — натуралисты-практики, прошедшие школу, в которой безответственное суждение или неправильная оценка могли привести к катастрофе. Большинству из них за восемьдесят. На Кайманских островах вообще чаше всего встречаются капитаны пожилые, нежели молодые, но среди стариков редко увидишь одряхлевших. Никто из них не пускается в россказни ради того, чтобы вызвать к себе расположение, привести вас в восхищение или просто развлечь, капитаны рассказывают, чтобы поведать вам загадки природы. Они могут позабыть какую-нибудь деталь, но никогда не приукрасят свой рассказ вымыслом.
Чарли Буш, с которым я беседовал однажды в жаркий день в Джорджтауне, был одним из этих старых капитанов. Это он рассказал мне о черепахе с искусанными ластами, возвратившейся к родным берегам отмели Москито.
Капитан Тедди Боден был вторым, а капитан Джин Томпсон — третьим моим собеседником. Одному из них было восемьдесят два, а другому — восемьдесят три года, но это такие здоровые стариканы, каких вы вряд ли видели, правда, Боден слегка глуховат. Они жизнерадостны, веселы и знают великое множество событий, случившихся давно, но интересных и поныне. В момент моего прихода оба капитана сидели на веранде ослепительно белого дома, утопающего в зелени альбиции и хлебного дерева. Дом этот, принадлежавший капитану Тедди, был расположен на боковой улице, ведущей к взморью.
Капитан Тедди сидел в кресле-качалке и, слегка покачиваясь, заставлял кресло поскрипывать. Передо мной был розоволицый, довольный прожитой жизнью человек. Он обрадовался прежде, чем узнал причину моего прихода.
— Входите! Подымайтесь сюда! — закричал он, увидев, что
