и широкую известность. Об урагане номер VII было раньше всего сообщено с острова Суон — заброшенного островка у берегов Гондураса, находящегося на расстоянии однодневного парусного перехода от Никарагуанской банки.

Ураган жестоко ударил по Кубе, но на пути к Флориде его силы истощились, а может быть, он просто остался незамеченным метеорологическими станциями, прошел мимо болотистых берегов и отмелей и направился в Атлантику. Газеты упомянули только о сопровождавшем его ливне, о разрушенных же черепашьих садках никто, кроме самого владельца, не проронил ни единого слова. А ведь это событие было важным и заслуживало быть отмеченным.

Единственное толковое дело, которое совершил ураган номер VII во Флориде, было затопление принадлежавших Томпсону садков и освобождение старой черепахи с искусанными ластами, которая, проплыв 800 миль, возвратилась к рифу родных отмелей Москито, где обитала прежде.

Для того чтобы оценить поступок черепахи, надо знать, какие препятствия стояли перед ней. Когда ураган принес освобождение, черепаха находилась в незнакомых ей водах, за 800 миль по прямой от родных мест. Это расстояние значительно возрастет, если учесть пути, по которым может двигаться морская черепаха. Во Флориду она прибыла на шхуне, лежа на спине и не видя ориентиров, которые могут встречаться и использоваться странствующими в морских просторах черепахами. Следовательно, в неясной памяти рептилии должно было запечатлеться направление ранее ей неведомого пути. Вы можете подумать, что она плыла куда глаза глядят, но в выбранном наугад маршруте вряд ли может быть ясная цель.

Черепаха провела свою жизнь на мелководье никарагуанских отмелей и при ежедневном передвижении от логовища до пастбища могла ориентироваться по топографическому строению дна или по береговым очертаниям. И теперь неожиданное вторжение принесенной ураганом воды толкнуло ее на поиски привычных прекрасных мест, среди которых она обитала раньше. Однако это может произойти лишь при условии, что она обладает способностью их запомнить, желает их видеть вновь и может определить, где они находятся.

Черепаха не могла знать, что расстояние по прямой от Ки-Уэста до отмелей Москито исчисляется в восемьсот миль. Кстати, такая прямая проходит через западную оконечность Кубы, и, несомненно, любая зеленая черепаха, которую кубинцы поймали бы во время ее пешего перехода возле Пинар-дель-Рио, была бы превращена в ряд вкусных и своеобразных блюд. Кроме того, морские черепахи не способны совершать сухопутные переходы. Следовательно, любой осуществленный ею маршрут имел большую протяженность.

Предположим, что черепахи располагают таинственным прибором, позволяющим сохранять в памяти путь, который они проделали, лежа брюхом кверху на палубе судна, то есть обладают этаким самопишущим гирокомпасом, который запоминает дорогу, проделанную черепахой невольно и безучастно. Если это было бы так, то обратный путь черепахи с изуродованными ластами совпадал бы с курсом шхуны «Анни Гринлоу», на которой ее доставили в Ки-Уэст. Возвращаясь тем же путем, черепаха должна была направиться к югу и между Кубой и отмелями неминуемо встретиться с Флоридским течением, являющимся началом Гольфстрима и имеющим скорость шесть узлов. Там ей надо было бы изменить курс и двинуться прямо на запад. Трудно представить себе, откуда все это могло быть ей известно, но допустим, что она так поступила. Предположим, что она преодолела встречное течение и достигла мыса Сан-Антонио — крайней западной оконечности Кубы. Следуя курсом «Анни Гринлоу», черепаха должна была натолкнуться на Карибское течение, проходящее к Гольфстриму через Юкатанский залив, и в этом месте ей, несомненно, надо было бы произвести сверхсложные расчеты. Получив новую ориентировку и внеся поправку в курс, черепаха должна была направиться к юго-востоку, плыть открытым морем, при этом ее непрерывно должно было сносить к западу. В этих местах единственными ориентирами могли быть волны, а под брюхом черепахи находилась бы добрая миля воды.

Конечно, существовали и другие направления. Она могла пересечь Флоридский пролив, где ей не пришлось бы бороться со встречным течением, попутное течение донесло бы ее до Кубы, куда-нибудь к району банки Кай-Саль. Далее она могла бы плыть вдоль северных берегов острова к востоку и попасть в Карибское море вместе с течением, идущим через Наветренный пролив. Пройдя мелководье, лежащее к западу от Гаити, черепахе пришлось бы проложить курс в юго-западном направлении. Возле островов Ямайка и Педро глубины становятся меньше, и здесь она встретила бы нужные ей пастбища и рифы для отдыха. Такой путь значительно длиннее и составляет не менее 1000 миль, и вряд ли он был известен черепахе-путешественнице, да кто знает, какие опасности и препятствия встретились бы ей на пути.

Черепаха с изуродованными ластами имела возможность избрать еще один путь, который я считаю наименее вероятным. Она могла плыть вдоль сложного по очертаниям континента, по дуге Мексиканского залива, обогнуть полуостров Юкатан, далее двигаться вдоль берегов Центральной Америки до мыса Грасьяс-а-Дьос, а оттуда прямиком к родной коралловой скале через теплые, знакомые воды отмелей Москито. Длина такого пути составляет не менее 2400 миль, а с разными отклонениями и поворотами — еще больше. Но не так важно, какой точки зрения придерживаться и определять, каким путем черепаха добралась домой, — важно, что она возвратилась туда, где обитала. Какими же привлекательными должны были казаться родные края, если она сумела, невзирая на лишние мили, преодолеть трудности сложных береговых очертаний и при этом проплывать не менее десяти миль в сутки.

Капитан Чарли поведал мне эту историю как раз тогда, когда я собирал сведения о возвращающихся домой черепахах. Я тщательно записал не только фабулу, но и манеру изложения. Вот как он начал свое повествование:

«Я был не только сам себе капитаном, но сам себе владельцем шхуны. Я ходил промышлять на отмели еще в те времена, когда промысловый флот насчитывал тридцать — сорок шхун. Могу сказать, я знаю черепах. И могу еще сказать, что инстинкт черепахи превосходит разум человека».

Рассказывал он просто и спокойно. Я тщательно следил за всеми моментами, которые могли вызвать сомнение, но сомнений не возникало. Капитан Чарли был человеком опыта и повествовал обо всем так, как это ему пришлось видеть, без малейших прикрас. Он хорошо говорил, излагал все события связно, делая ударение на том, что заслуживало внимания. Но кое-что он все же утаил, и мне пришлось задать вопрос.

— Какова была дальнейшая судьба черепахи? — спросил я в твердой уверенности, что черепаха была отпущена им на волю. Думаю, что большинство людей согласилось бы дать ей свободу.

Капитан Чарли, видимо, ждал этого вопроса и обрадовался, что я его задал.

— Я отослал ее со следующей партией в Ки-Уэст. Старик Томпсон купил ее вторично, — ответил он, тихо