к его ласкам, к счастливому будущему. Когда они вместе появлялись в институте, иногда он ловил на себе ехидные взгляды, шелестящий шёпот. Всё списывал на себя. Себе цену давал меньше, чем ей. Руслан вовсе не слушал умудрённого опытом аксакала Александра Александровича, а тот продолжал воспитывать:

– Вместо того чтобы что-то приличное сотворить, чтобы перед детьми не было стыдно, Раис портачит гадости. Что бы тебе сейчас ни говорили, слушай своё сердце. А этого сама жизнь осудит. За добро похвалит, за гадость взыщет.

И всё-таки настроение у Руслана пропало.

Ася увидела: он зашёл в аудиторию каким-то погашенным, без улыбки. Все пары просидел хмурым и угрюмым.

– Что-то случилось? – подошла к нему на перемене.

– Всё норм, – отмахнулся Руслан, рванул к человеку, который проходил мимо. – Сергей Власович, мне бы задание по химии получить.

Ася пожала плечами и заметила колкий, самодовольный взгляд Раиса.

После занятий Ася забежала в туалет, накрасила губы, придирчиво оглядела себя в зеркале. Заметила Руслана ещё на верхней площадке лестницы. Пока спускалась, увидела, как он кулаком сжимает сигарету, словно не курить собрался, а смять, швырнуть кому-нибудь в лицо.

Ася проворно сбежала по лестнице, готовая рассказать о придуманном ею маршруте для прогулки, и вдруг он коротко бросил ей в лицо:

– Корова!

Она ударилась об это слово, словно о бетонную стену.

Он смотрел, глубоко затягиваясь сигаретой, словно глушил другие хлёсткие выражения, и слушал, как громко за Асей захлопнулась дверь. Она даже её не придержала, как это обычно делала, а просто толкнула и ушла, обиженная, гордая и униженная.

Глава 17

Многое в цехе поменялось. К примеру, из Индии привезли новые аккумуляторные батареи. Меньше размером, не так сильно воняли кислотой и дольше держали зарядку. Никто не видел таких упаковочных ящиков, словно это не ящики, а чешская мебель. Доски струганы до лакового блеска, гвозди спрятаны, хоть тысячу лет рассматривай. Не обратить на ящики внимания было невозможно. Вечером аккумуляторщики ящики расковыряли, а утром их словно корова слизнула и вместо них осталась только мятая чёрно-бордовая бумага. Всё моментально растащили по домам и дачам. Рабочие остались довольны, а над Шутенко нависла туча. Выяснилось, что санэпидстанция в ящиках обнаружила вредоносного жучка и все доски необходимо сжечь в ближайшие сроки. Вернуть доски не удалось. Все стали ждать, когда жучок начнёт плодиться и пожирать матушку-природу. Об этом целыми днями говорили, особенно боялись те, кто прятал унесённые доски у себя на балконе, на даче или в гараже. Неленивые проверили доски с фонариками в поисках пакостных гнёзд или тоннелей, заботливо пересыпали дустом. Ленивые выкладывали доски на мороз. Но ни одна доска не вернулась, и, кажется, всё обошлось. То ли суровая реальность Советского Союза оказалась жучку не по зубам, то ли он сам испугался или передумал вредить, но, так или иначе, он нигде не проявился и ничем себя не выдал.

Асе эта история с досками помогла. Если Шутенко на совещании у директора завода прополоскали вкривь и вкось, то её, в противовес, неожиданно впервые похвалили. Комсорг завода на цифрах показал, как ТСО продвинулось вперёд, и предложил брать с них пример. Шутенко был в бешенстве.

– Что ты сделала? – обернулся он к Асе.

– Работала, – сморозила она глупость.

– А я что? Я, по-твоему, не работаю?! – взревел Шутенко. – Завтра потребую, чтобы тебя поставили начальником цеха.

– И тогда ТСО перепишем в ЗАО, будет расшифровываться – «Здесь Ася Орудует». Всех выведу на городской субботник, завод встанет.

– Ладно, молодец! – блеснул глазами Шутенко. – Научилась огрызаться.

– Сергей Васильевич, если я молодец, подпишите мне административный отпуск на недельку. Мама руку сломала в двух местах, съезжу помогу.

– Подумаю, – буркнул Шутенко. – Между прочим, скоро парад.

– Транспаранты заказала, на втором участке уже двести гвоздик сделали.

Шутенок вновь напрягся:

– Каких гвоздик?

– Очень красивых, мне по пояс, – немного преувеличила Ася.

– А кто будет платить?

Ася растерялась. Вообще непонятный вопрос. За что платить? Ржавые штыри для цветов – с твёрдым обещанием вернуть – выцыганила у завскладом, поролоновую ткань ребята собрали из упаковочной обёртки нового пресса, который завезли на кузнечный завод. Привозили большими кусками, горой сбрасывали посреди цеха. Ася сама выкрасила белые пласты в красный цвет, с легкотрудницами нарезали лепестки. Кладовщица, когда увидела огромные пушистые гвоздики, слёзно умоляла Асю вернуть штыри в виде цветов, предусмотрительно думая о следующих ежегодных праздниках – 7 Ноября, парад Победы.

В прошлом году их цех на параде выглядел довольно вяло. Отличился один Шутенко – он явился на праздник с красным воздушным шариком, наполненным гелием. Шарик бултыхался высоко в небе и, немного отставая, стелился над шеренгой работников ТСО.

– Ничего платить не надо, – пожала плечами Ася. – Вот только неделю административного отпуска подпишите.

– Хорошо, – кивнул Шутенко. – Но учти. Если на следующем совещании я снова из-за тебя получу по балде, берегись. Останешься без отпуска навсегда.

Ася улыбнулась. Если Шутенко пугает, значит, доволен. Конечно же, он этого не сделает.

Ася сидела на вокзале в Агрызе. Всё вокруг было унылое и серое. Напротив Аси на жёлтом фанерном диване готовилась ко сну молодая цыганка. Во всю длину дивана расстелила матрас, простыню, одеяло в пододеяльнике, подушку с вышитой жгучей алой розой. Цыганка развесила на округлой спинке дивана стираное бельё, долго вычёсывала длинные чёрные волосы. Ей было уютно в этом огромном зале ожидания, словно она была его единовластной хозяйкой, а все остальные тараканы только мешали ей разместиться здесь более привольно. Вот на соседнем диванчике она бы разложила весёлую блескучую посуду, эмалированные кастрюли, ножи, на окна повесила бы тюль…

Напёрсточник устраивается у окна. Отсюда удобно сбежать: сигануть в окно, юркнуть в туалет или служебное помещение уборщицы тёти Веры. Время удобное – милиционер заперся в кассе с девчатами, это на пару часов, пассажиры уже дремлют, всем спешить некуда, до ближайшего состава три часа сорок шесть минут.

– Кручу-верчу, запутать хочу! – начинает зазывать напёрсточник. Крутит стаканы по фанерной доске, вскидывает, показывает, в котором шарик.

К нему неторопливо идёт народ. Справа и слева – пособники. Всё честь по чести, рубль даёт, три берёт. Есть и чужие, присматриваются, подсказывают, хихикают над выигрышем, сочувствуют при проигрыше. Сами игры сторонятся, в их мозгу крупными буквами выбито предостережение «никто не заставлял, пистолет не наставлял».

Постепенно толпа увеличивается, раскаляется, бушует, замирает, только когда напёрсточник затевает игру. Чуть ли не час уже орудует, его вообще не видно, слышно только, как шуршат стаканчики по фанере.

– Можно? – деловито раздвигает толпу паренёк в иностранной кепочке, ставит сумку на пол,