простуда, и он был демобилизован по болезни — туберкулез. Вновь я посетил родимые места и обошел всех, кого можно. На прощанье тетя Анюта продала барана и дала мне на дорогу 300 рублей. В Москве я зашел к Толе, где он учился в Институте, и даже переночевал среди студентов в общежитии на Зацепе. Толя трудно входил в учебный процесс после более чем двухлетней фронтовой жизни. Жили скудно, и я, не раздумывая, уговорил его взять данные мне тетей деньги. Солдатским продуктовым пайком мы были обеспечены, к тому же я был уверен, что Володю снабдят на дорогу какой-то суммой.

В Карабанове мы еще прокантовались некоторое время, блаженствовали. При нас сыграли свадьбу — выходила замуж Володина сестра Ира, молодая красивая девица. Естественно, выпили как следует. Но всему прекрасному приходит конец, и мы двинулись в свой гарнизон. Ехали на перекладных, с пересадками: Новосибирск, Иркутск, далее везде. От Иркутска мы попали на поезд № 506, переполнявшийся публикой самого разного разбора. В народе его называли «Пятьсот Веселый». Он как электричка останавливался на всех полустанках и был небезопасен. Но тогда трогать солдат шпана боялась, да мы еще сорганизовались группой в пять или шесть человек. А вот и наша станция, город Свободный. Володя сразу предложил зайти в парикмахерскую побриться и узнать все новости. Там действительно без особого спроса с нашей стороны парикмахерши наговорили нам всего, чего они знали и чего не знали: отряд еще не прибыл, на перевале через Саяны одна машина опрокинулась, у одного солдата оторвало ухо и т.п. В расположении отряда за главного оставался нач. технической части ст. лейтенант Царев. Совершенно далекий от понятий армейской субординации технарь, он удивился нашему своевременному прибытию: «А чего вы торопились-то?» Но вот и отряд прибыл на место, служба пошла по привычной колее, я опять писарь.

В 1949 г. отряд в полном составе выехал на съемки в район Комсомольска-на-Амуре. Штаб обосновался на северной окраине города, где оказалась свободная казарма с протекающей толевой крышей. Команды расходились по своим квадратам. Володьке досталось ехать с капитаном Кривцовым, горьким алкоголиком. На пристани нужно оформлять билеты на команду, а капитан невменяем, хотя его и блюдет жена. Володька надевает его шинель и к коменданту: «Капитан Кривцов!» Все в порядке.

Прибывает проверить сам подполковник Ковеза. Увидел Володьку в капитанской шинели: «У, начальник!» Но тем не менее удовлетворен, команда будет доставлена на место. На месте любой их выход в поле заканчивался на таежной пасеке, где медовуха водилась в изобилии. Дальше пасеки они, кажется, и не выходили.

В штабе у меня появились дополнительные обязанности. Мне вручили велосипед, и я каждый день езжу в город получать почту, поступающую по фельдсвязи. Архитектура города скромна и однообразна, и подполковник Трифонов острит: «Самое красивое здание в Комсомольске — баня». На стройках можно увидеть бригады военнопленных японцев. Наше расположение оказалось в тесном окружении барачных и индивидуальных жилых строений. Условия для самовольных похождений почти беспрепятственные. В обеденный перерыв мы едем купаться на Амур. Первым в кузове студебекера оказывается соседский мальчишка, и его мать каждый раз кричит: «Витька! Утонешь — домой не приходи!»

Познакомились с ребятами, играющими в футбол в команде от завода «Амурсталь». Там есть и команда, играющая на первенство Хабаровского края, «Динамо». Тогда ее тренировал ссыльный Николай Старостин. Во время игры он постоянно прохаживался у бровки поля и иногда покрикивал на своих. «Амурсталь» в свою очередь приглашает нас сыграть с ними в футбол. А у нас некомплект. Большинство в поле на съемках. Ребята зовут меня.

— Да я никогда в футбол не играл, в детстве только босиком мяч гонял.

— Ничего, мы тебя подучим.

Собрали команду, пошли. Вратарем у нас рослый донской казак Чукарин, тоже никогда не игравший. Накатали нам тогда 11 штук против одного. На другой день утром осторожной походкой иду в штаб. Все мускулы нетренированного тела после интенсивной беготни болят от малейшего сотрясения, под глазом солидный фингал. Подполковник Трифонов увещевает отечески: «Вот, Косточка! Говорил я тебе — не ходи. Это же не игра, это костоломство». Но я храбрюсь и на следующую игру иду без боязни. Теперь уже мы набиваем им почти столько же. Я не владею даже азами футбольной техники и беру суетной беготней. К концу сезона я как-то вписался в команду, и по прибытии на зимние квартиры мы заняли второе место на первенстве в г. Свободный. Все болели за нас, потому что мы выбили из игры сильную команду Зейско-Амурской флотилии, главного конкурента городской команды. Один дед-болельщик на радостях подарил нам корзину яблок, в то время и в тех местах подарок небывалый.

В пути после окончания полевых работ на подъезде к Архаре я спохватился и к Трифонову:

— Товарищ подполковник ...!

— Что же ты раньше-то не сказал?

Но ничего, быстро оформил краткосрочный отпуск, а я соскочил из эшелона и напрямик двинулся в родные пенаты. Мое явление совпало со всесоюзным праздником 7 ноября. В этот день братец Витя весь день водил меня по деревне. В каждой хате застолица, а он тут же подзывал какого-нибудь мальца и поручал ему принести питие «от своего стола — вашему», что исполнялось без промедления. Я их не знаю, подросли за 5 лет моего отсутствия. Домой возвратились мы поздним вечером. Я нашел на столе эмалированный тазик с солеными помидорами. Находясь в состоянии крайнего пресыщения алкоголем, я с жаром набросился на эти помидоры и принялся поглощать их с жадностью, взахлеб. Утром голова с трудом поднимается от подушки, во рту оскомина, а на службу ехать пора. Подъезжает отец. На санях везти нас на станцию Домикан. Бодро ставит на стол бутылку:

— Надо поправиться!

Мать на него кричит:

— Ты мне ребят не трожь!

— Не, надо опохмелиться!

— Заладил! Ишь, глазки-то заблестели, как у Андела!

Снег устоялся, «дорога зимняя легка», и мы благополучно преодолеваем 45 км до станции. С нами Женя, двоюродный брат мой, старший сын маминого брата дяди Сани. Он едет в Райчиху, где заканчивает ремесленное училище. Вскоре за кражу мешка картошки он получает срок, после чего его жизнь проходит в лагерях с малыми перерывами.