стало кисло-сладко.

Ее вырвало. И еще, и еще.

После того как няня Меткалф убрала губкой рвотные массы вокруг рта и помогла ей сменить ночную рубашку на чистую, они некоторое время сидели молча. Снаружи кричала ворона. Вайолет могла видеть ее в окно – черную запятую в синем небе.

В конце концов няня Меткалф заговорила.

– Думаю, нам лучше вызвать врача, – сказала она.

30

Кейт

Теперь, когда дни Кейт заполнены работой в книжном магазине, время идет быстрее.

Работа ее успокаивает: она перебирает книги из коробок с пожертвованиями, наклеивает на них этикетки с помощью специального аппарата. По большей части магазину достается продавать романы издательства «Миллс и Бун»[9] («дареному коню в зубы не смотрят», говорит Эмили), но иногда попадаются первые издания Остин или Олкотт. Тогда их выставляют на витрину, и золотое тиснение на их обложках сверкает на солнце.

У них установился комфортный распорядок дня; Эмили приносит ей чай и печенье, непринужденно рассказывает о своем муже Майке, о своем детстве в Кроус-Бек. Кейт подружилась с ее рыжим котом, и Эмили впечатлена: она клянется, что Тоффи презирает всех людей (даже ее собственные руки частенько исцарапаны – такой у кота своенравный характер).

Кейт должна родить в декабре. Она надеется, что к этому времени выпадет снег. Когда она остается одна, в своем коттедже, то часто вслух перебирает имена, пробуя их на язык. Холли, возможно – в честь времени рождения[10]. Или, может быть, Робин. Хотя пока ни одно из имен не кажется ей подходящим.

Ранней осенью она чувствует первый толчок. Она в саду, выдирает кусты пижмы из-под платана (как она узнала, они достаточно ядовиты, несмотря на ярко-желтые цветы) и слушает, как шелестят на ветру деревья. От неожиданного трепещущего движения внутри утробы у нее перехватывает дыхание; ощущение, будто что-то перекатилось – ей приходят на ум шарики ртути или плещущиеся в ручье гольяны.

Ее дочь.

К ноябрю кожа на ее животе натягивается, как на барабане. Старая одежда больше не подходит, и Кейт рыщет в гардеробе тети Вайолет в поисках свободных платьев и туник; кутается в кашемировые палантины и потрепанный макинтош. По мере того как отрастают волосы, они становятся все более непослушными; за время дорогостоящих процедур в последние годы она и забыла, что они вьются. Теперь на затылке у нее что-то вроде маллета, но ее это не волнует. Кейт даже не расчесывает их, и они падают ей на уши, как им заблагорассудится.

Саймон не узнал бы ее.

– Вы общаетесь? – спрашивает Эмили. – С отцом ребенка?

Кейт пригласила ее на Ночь Гая Фокса; они развели небольшой костер в центре сада и сидят возле него на походных стульях, обхватив кружки с горячим шоколадом. Кейт делает глубокий вдох, наслаждаясь ароматом древесного дыма. Небо над ними усеяно звездами.

– Нет, – отвечает она. – Я с ним уже несколько месяцев не разговаривала. Так… будет лучше. Для ребенка. Он… не слишком хороший человек.

Эмили кивает. Затем наклоняется и сжимает руку Кейт.

– Ты знаешь, я рядом, – говорит она, убирая руку. – Если когда-нибудь захочешь о чем-то поговорить, только скажи.

– Спасибо.

Горло Кейт сжимается. Она смотрит на огонь, наблюдая, как пляшут золотые искорки в ночи. Некоторое время обе женщины молчат. Слышно только, как потрескивает пламя и где-то ухает сова.

Интересно, догадалась ли Эмили о правде? Она полагает, что это довольно просто – стоит только увидеть, как Кейт вздрагивает каждый раз, когда звонит телефон, и отказывается рассказывать о своей жизни в Лондоне. И о том, почему уехала.

Но она не может заставить себя произнести эти слова. Пока не может. Она не хочет рисковать этими хрупкими нитями дружбы. Кейт так давно не проводила время в компании с женщинами. Она не общалась с университетскими подругами уже много лет.

В последний раз – на свадьбе в Оксфордшире, куда их пригласили с Саймоном. Пять лет назад – она ушла с работы незадолго перед этим. Замуж выходила ее подруга Бекки. Кейт помнит платье, подобранное для нее Саймоном: розовое, цвета разодранной плоти, цвета шрама на ее руке. Золотые шпильки, на которых она не могла ходить. На приеме она сидела напротив Саймона и слишком громко хохотала над малосмешными шутками своего соседа. Выпивка была в свободном доступе, Саймон напился. Но он следил за ней. Всегда следил. Одна из ее подруг видела, как он заталкивал ее в такси (еще до поздравительных речей), явно привычным образом сжав рукой ее затылок. После этого он запретил Кейт отвечать на их звонки. В конце концов подруги перестали пытаться дозвониться.

– Я бы хотела, чтобы Вайолет еще была здесь, – в конце концов говорит Эмили. – Она бы огорчилась, что упустила это. Упустила тебя.

– Какой она была?

– Прости, – Эмили пододвигает стул ближе к огню. – Из-за того, что ты так сильно на нее похожа, я все время забываю, что ты ее почти не знала. Она была… странной. В самом лучшем смысле этого слова. Я всегда думала, что ей неведом страх – она такое вытворяла по молодости! Она рассказывала, что однажды поднялась в базовый лагерь Эвереста. Чтобы изучить гималайского паука-скакуна. Сумасшедшая женщина. – Эмили, смеясь, качает головой. – У тебя ее дух.

– Хотелось бы, – криво улыбается Кейт.

– Точно. Для того чтобы начать все сначала, нужна сила. Ей тоже пришлось начать все сначала.

Они погружаются в молчание.

– Она никогда не рассказывала, что случилось? Мама сказала, что ее лишили наследства после какого-то скандала.

– Нет. Как я уже говорила… Мне кажется, ей было слишком больно об этом вспоминать. А твоя мама совсем ничего не знает? Из-за чего вышел скандал?

– Нет. Может быть, знал папа, но он умер, когда я была еще ребенком.

– О, мне так жаль.

– Все в порядке.

В последнее время Кейт все чаще вспоминает о том несчастном случае: теперь, когда она носит собственного ребенка, ее восприятие случившегося постепенно меняется. Она была бы готова на все, чтобы защитить свою дочь. Даже если для этого пришлось бы пожертвовать собственной жизнью, как это сделал папа.

В последнее время, иногда, она почти готова поверить, что, может быть, – просто может быть – в его смерти не было ее вины. Что она не чудовище. Но затем она вспоминает глянцевое пятно крови на дороге. Навсегда потускневшую брошь-пчелку в своей руке.

– Знаешь, когда-то у меня был ребенок, – тихо говорит Эмили, словно эхом отзываясь на ее мысли. Кейт поднимает