Они радостно кричали что-то на своем языке – но теперь, как бывает во сне, я понимала этот язык.

– Справедливость восстановлена! – кричали монстры. – Священный жезл вернулся к нам! Вернулся к древнему народу! Теперь мы займем подобающее место!

Я стояла в этой толпе, не зная, что делать.

Тут где-то далеко – за пределами зала – раздался странный назойливый звон. Я знала, что этот звон почему-то важен для меня, пыталась вспомнить почему, но не могла…

И вдруг один из монстров – существо с головой крокодила – заметил меня. Он повернулся ко мне и закричал:

– Среди нас посторонняя! Среди нас чужая!

Тут же все чудовища бросились ко мне, в меня вцепились десятки рук и принялись трясти, трясти…

И тут я проснулась.

* * *

Утром на площади перед дворцом выстроились ровными рядами отборные полки. Отдельно, ближе к дворцу, стояли отряды смуглых меджаев, личная гвардия фараона.

Вокруг, по сторонам площади, толпились жители Мемфиса – торговцы и разносчики, каменотесы и плотники, пышно одетые финикийцы, ассирийцы с выкрашенными хной густыми бородами, чернокожие нубийцы и жители пустыни, похожие на призраков, закутанные до глаз в темные плащи.

Среди толпы сновали водоносы и разносчики сладких пирожков и орехов, гадатели и карманные воры.

Отдельной группой стояли жрецы в темных одеждах, с бритыми головами.

Они были безмолвны и мрачны, словно ждали дурных новостей.

Вдруг шум на площади затих: это на высоком дворцовом крыльце появился молодой фараон.

Рядом с ним шли жена и мать, их окружали плотным кольцом охранники – меджаи.

– Слава фараону! – выкрикнул зычным голосом глашатай. – Вечной жизни нашему владыке!

И вся площадь опустилась на колени.

Вся – кроме темной стаи жрецов.

– На колени! – воскликнул фараон.

– На колени! – повторил за ним глашатай.

Тогда вперед вышел старый Пентуар.

– Мы, служители богов, не падаем на колени перед смертными, – проговорил он и его негромкий голос разнесся по всей площади, по всему Мемфису. – Мы служим только бессмертным богам.

– Вы служите и мне, – перебил его фараон, – ведь я – воплощенный бог! Я – божественный фараон! Мой отец восседал на царском троне, и отец моего отца, и дед моего деда!

– Ты бог только до тех пор, пока выполняешь волю других богов! Но сейчас боги недовольны тобой!

– Они сами сказали тебе об этом? – насмешливо проговорил фараон.

– Я чувствую их волю, потому что верен ей! А сейчас и ты сам ее узришь!

С этими словами Пентуар запрокинул голову, вытянул худые руки к небу и принялся нараспев читать древнюю молитву.

И с каждым словом этой молитвы небо над площадью темнело, на него набегали густые темные облака. Облака, которых многие годы не видели в Мемфисе.

По площади пробежал вздох ужаса. Люди испуганно следили за темнеющим небом.

Пентуар продолжал свою молитву – и небывалая, зловещая тьма наползала на Мемфис. Клубящиеся облака закрыли полдневный солнечный диск, сквозь них просверкивали огненные зигзаги молний, словно воплощенный гнев богов.

Молодой фараон в растерянности и страхе следил за происходящим в небесах.

На площади воцарилась тишина, в которой особенно громко и явственно звучала молитва Пентуара.

И вдруг в дальнем конце площади раздался громкий выкрик:

– Боги гневаются на фараона!

И тут же другой голос прозвучал на противоположном краю площади:

– Солнце меркнет! Солнце оставляет нас! Еще немного – и наступит вечная ночь!

И еще один голос присоединился к ним:

– Солнце оставляет нас по вине фараона!

И тут же зазвучали десятки голосов:

– Смерть фараону!

Фараон попятился.

Он понял, что жрецы нанесли ему удар, чтобы не позволить лишить их власти. Наверняка они расставили по площади своих людей, чтобы поднять мятеж. Но как им удалось нагнать на небо облака? Еще один фокус, вроде того, что он видел накануне в покоях царицы?

Неужели его короткому царствованию пришел конец? И вместе с ним – конец его жизни?

И что делать?

И тут совсем рядом с ним на дворцовом крыльце появился невысокий человек с лицом, словно выжженным безжалостным солнцем пустыни. Тот самый человек, которого он встретил накануне в дворцовых переходах. Он ничего не сказал, но показал рукой на ритуальный жезл, сжатый в правой руке фараона.

И тут же этот жезл засветился и странно зазвенел.

И фараон понял.

Он вскинул жезл над головой, направив его к скрытому облаками солнцу. И тут же из жезла воздвигся луч ослепительно яркого света, как будто световой столб простерся между землей и небесами, между фараоном и обителью богов.

Фараон стал как бы основанием этого столба, опорой солнца на земле.

Площадь, наполненная людьми, в едином порыве исторгла вопль, в котором соединились страх и надежда.

Столб света расширился, он становился все ярче и ярче, и темные облака начали отступать, уплывать с неба.

Вот середина неба расчистилась – и на нем ослепительно вспыхнул солнечный диск.

Площадь перед дворцом снова озарилась ярким светом, и крик радости исторгся из тысяч глоток.

Кто-то еще раз выкрикнул в толпе: «Смерть фараону!», но его тут же заставили замолчать.

Последние облака растаяли, солнце залило Мемфис ослепительным сиянием.

И тут же в разных концах площади раздались сначала отдельные выкрики: «Слава фараону! Фараон – живой бог, повелитель солнечного света!»

Вскоре эти разрозненные крики слились в единый, мощный крик:

– Слава фараону! Да здравствует богоподобный, богоравный властелин!

И тут же вся огромная толпа, заполнявшая площадь, в едином порыве упала на колени.

И тогда фараон выступил вперед, на самый край дворцового крыльца, и воскликнул на всю площадь:

– Боги отринули жрецов за их воровство и разврат! Изгнать их из Мемфиса! Изгнать в Западную пустыню!

И тут же гвардия фараона, смуглолицые меджаи, бросились к жрецам и тупыми концами копий выгнали их с площади, выгнали из города.

И солнце с небес благосклонно взирало на это изгнание.

* * *

В комнате было светло, возле моей кровати стояла Алюня и трясла меня:

– Проснись наконец! Твой телефон непрерывно звонит! Сделай наконец что-нибудь! Сколько можно! У меня от этого трезвона разболелась голова!

И тут я действительно услышала настойчивый звон своего телефона. Точно такой же, какой я слышала во сне…

Я протянула руку, нажала кнопку и проговорила заспанным голосом:

– Слушаю!

– Ты что, спала? – раздался в трубке озабоченный голос Розы Витальевны.

– Ну да, а что?

– Ты на часы-то смотрела?

Я взглянула на будильник и ахнула. Было уже одиннадцать часов.

– Ох! Проспала!

– Вот тебе и ох! Азадовский тут рвет и мечет, грозится тебя немедленно уволить…

– Ну, пускай увольняет… за такие деньги вряд ли он найдет