Но я же здесь никогда прежде не была!

Я шагнула в сторону…

И увидела на стене за стеллажом настенный календарь. На нем был изображен заросший ряской тенистый пруд, а в пруду плавали белые цветы, белые лотосы. Куда же без них-то…

И тут я вспомнила, где я видела эту комнату.

Я видела ее во сне, в сегодняшнем сне, я попала в эту комнату, когда гналась за карликом с собачьей головой, который украл у Азадовского жезл Эхнатона.

Только в том сне на стене висела настоящая большая картина, а здесь – обычный календарь. Ну да, настенный календарь уместнее в помещении химчистки, чем подлинная живопись!

Ну надо же, до чего эта комната похожа на приснившуюся! Просто мистика какая-то!

А что, если снять календарь со стены?

И я его сняла.

А под календарем…

На стене под календарем, как во сне, была панель с цифрами от нуля до девяти.

Я попятилась, не веря своим глазам, и на всякий случай ущипнула себя за руку – может быть, я опять сплю и мне это снится? Ведь не может быть, чтобы наяву с такой точностью повторялся сон!

Было так больно, что слезы выступили на глазах. Значит, не сплю.

Я уставилась на панель с цифрами.

Если все в этой комнате точно такое, как во сне, значит, и шифр такой же? И если я его наберу, откроется потайная дверь?

Я стала судорожно вспоминать, какой шифр набрала женщина в моем сне. Говорила уже, что память у меня весьма избирательна, помню массу ненужных, казалось бы, вещей, а вот нужное из головы выветривается быстро.

Так, первой цифрой, кажется, была четверка, а вот что дальше?

Кажется, потом была восьмерка… еще девятка…

Я попробовала первую комбинацию, которая пришла в голову – 4897.

Ничего.

Попробовала еще один вариант – 4879.

Снова ничего.

Попробовала 4798…

На этот раз внизу табло замигала красная лампочка.

Вот черт, наверное, здесь предусмотрен контроль, если трижды набираешь на табло неверную комбинацию, сработает сигнализация… сейчас завоет сирена или случится еще какая-нибудь неприятность…

Я машинально схватила календарь, чтобы повесить его на место. Хотя какой в этом смысл? Если меня здесь поймают, безразлично, будет ли календарь на стене…

Так же машинально я скользнула взглядом по календарю. И увидела кое-что странное. Более чем странное.

Наверху, над картинкой, где обычно пишут, на какой год рассчитан календарь, вместо текущего года, 2022, было написано какое-то странное число – 4579.

Бред какой-то!

Мне захотелось вслед за выдающимся поэтом воскликнуть: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» Это Михаил Филаретович часто его цитировал, мне давал читать, пытался, в общем, приохотить меня к поэзии.

Скажу сразу, застряла я на школьной программе, а если честно – на Пушкине, из Лермонтова только про парус одинокий помню. Да еще про сосну, которая в пальму влюбилась.

Так что ничего у Михаила Филаретовича не получилось, только цитаты какие-то в голову запали.

Но я отвлеклась, и зря, потому что время дорого, сейчас кто-нибудь войдет, и мало мне не покажется.

Может быть, это какое-то другое летоисчисление, не европейское, не христианское…

И тут у меня мелькнула свежая мысль. Даже не мысль – а неожиданный, инстинктивный порыв.

Я набрала на табло это число – 4579.

И тут же красная лампочка перестала мигать, внутри табло что-то щелкнуло, и, точно так же, как во сне, стеллаж с документами отъехал в сторону, как дверь купе, и за ним открылся темный проем, уходящий в неизвестность.

Я шагнула вперед, как будто бросилась в прорубь.

За спиной у меня раздалось негромкое гудение, и стеллаж встал на прежнее место.

Я осталась в полной, непроглядной темноте.

Так я стояла, наверное, полминуты, пытаясь осознать, где я нахожусь, на каком свете и во сне или наяву.

Во всяком случае, все эти совпадения с недавним сном были слишком удивительными, чтобы быть правдой.

С другой стороны, я ущипнула себя за руку и почувствовала боль – значит, я не сплю…

И где я сейчас нахожусь?

В том сне, по следам которого я сейчас иду, пройдя через потайную дверь, я оказалась в огромном зале, среди удивительных звероголовых созданий. Что, если и сейчас…

Нет, все же у всякой фантазии должны быть какие-то границы!

В любом случае дольше стоять в кромешной темноте не имело смысла.

Я на ощупь нашла свой телефон, включила подсветку и посветила перед собой.

Я находилась в узком коридоре, уходившем в темноту и неизвестность.

Стоять на месте было страшно, и я пошла вперед, освещая путь телефоном.

Вскоре коридор повернул налево, и я увидела впереди неплотно прикрытую дверь, из-под которой пробивался узкий луч света. И оттуда же доносились приглушенные голоса.

Я подошла к этой двери, остановилась, перевела дыхание и осторожно заглянула в щелку.

Я была готова ко всему – даже к тому, что увижу там, за дверью, огромный зал со сводчатыми потолками, освещенный десятками пылающих факелов. Огромный зал, заполненный толпой монстров с головами зверей и невиданных насекомых…

Но нет, до этого все же не дошло, хотя то, что я увидела, тоже было непривычно и удивительно.

За дверью был зал заседаний, как будто перенесенный сюда из советских времен. Просто как в кино показывают – ряды обитых бархатом стульев, сцена с трибуной и длинным столом президиума, только скатерть на столе не красная, а золотистая в черную полоску, и над этим столом – полотнище золотистой ткани, на которой начертано несколько египетских иероглифов, и еще – вполне привычные арабские цифры, складывающиеся в число 4579.

Ну да, это ведь то же самое число, которое было напечатано на календаре с белыми лотосами! То самое число, которое помогло мне открыть потайную дверь!

Еще на сцене была высокая позолоченная тумба, на которой стоял бюст… не основателя марксизма-ленинизма, а бритоголового египтянина с вытянутым лицом и узкой накладной бородкой.

Я так подробно описываю этот зал, потому что он отчетливо отпечатался в моей памяти. Но он вовсе не был пуст, в нем было много людей. Большая часть сидела в зале – здесь были и молодые люди, и старые, и средних лет. Были мужчины и женщины. Одеты они были обычно – костюмы, платья на женщинах, ничего выдающегося. Но во внешности у всех этих людей было что-то неуловимо общее – смуглые гладкие лица, широко расставленные глаза…

Несколько человек сидели в президиуме – две женщины и три мужчины. И еще один человек стоял на трибуне и