Шрифт:
Закладка:
Амазарак заскрежетал зубами, сплюнул.
– Пил, курил, набивая в свою длинную трубку странную травку, носил серый плащ, будто бродяга какой-то, и постоянно совал нос не в свои дела, – рассказывает Азарадель. – Он то и дело что-то замышлял, использовал других и подчинял себе более слабые умы, вынуждая поступать не по своей воле, а жить так, как ему самому казалось правильным и справедливым.
– Кусок дерьма, – проворчал Амазарак. – Я бы надрал ему задницу, если бы поймал его.
– Говорят, он уплыл за море, когда натворил достаточно бед, во всяком случае, его уже много лет не видели. Белый, самый мудрый, погиб от интриг серого. А бурый, тот, кто больше любил животных, чем людей, пропал без вести. Я думаю, он забыл, что когда-то был колдуном, и теперь он бродит по миру в животном обличье. Из нашего братства остались только мы. Тебе повезло, Куба, что ты встретил нас.
Юноша не отвечает, ибо что ему на это ответить. Не по его это уму: черепахи, колдуны, змеиные заклятья. На мгновенье ему хочется бросить всю эту экспедицию к чертям и вернуться на поверхность, в мир под настоящим солнцем и настоящими звездами.
Только на поверхности его ничего не ждет. Даже Слава. Только смерть и забвение, судьба хама.
Якуб машинально нащупывает на боку саблю.
– Ну, пошли. Я должен стать паном. Потом найду Славу, – так он говорит.
Это кажется ему правильным. Во всех сказках Старого Мышки герою предстояло сразиться в битве, чтобы завоевать красавицу. Якуб как раз оказался в такой истории, и ему нельзя было противиться ее законам. И все же он тоскует по Славе, ее мудрому телу и темному сердцу, и ему так хочется спрятаться в том и другом и больше не иметь никаких приключений.
В сумерках, после целого дня путешествия, Шеля выходит на несколько шагов за пределы лагеря. Почти все солнца уже зашли, осталось только одно, маленькое и красное, больше напоминающее яркую звезду над раскаленным горизонтом. Воздух становится легким и ароматным. Долина у ног Якуба и разбросанные в ней деревни только и ждут, чтобы к ним спустились. Змеиная страна выглядит спокойной и сытой; он мог бы поселиться здесь со Славой, когда найдет сердце, и все сказки закончатся.
Змеиный народ издалека ничем не отличается от обычных крестьян. От него не исходит угрозы. А если бы даже и исходила – Шеля уже не ребенок, он может за себя постоять. Он тянется к рукояти сабли, но тут же отдергивает руку, чувствуя на затылке подозрительный взгляд слепого кота. Якуб оглядывается – так и есть, греется у огня, смотрит на юношу желтыми, злыми глазами. Мысль о побеге, пусть и мимолетная, быстро улетучилась из головы Якуба. От чертей никуда не деться. Они подозрительны, и им нельзя доверять, но без них он погибнет.
Так размышляет Якуб. За каждым человеком следуют какие-то черти-хранители.
XXXV. О змеином сердце
Сказывают, что в недрах страны Змеиного Короля, на самом дне, находится море. Это море действительно соленое и настолько большое, что другого берега не видно. Зеленые волны с грохотом разбиваются о скалы, и на вершине одной из утесов стоит монастырь отшельников.
Монастырь старше самых старых зданий, возведенных человеческой рукой, старше руин Глодоманка и замка на горе Святого Мартина в Тарнуве. Так говорят черти, а черти разбираются в подобных вопросах. Домики монахов, похожие на каменные ульи, облепили всю черную скалу. Некоторые из них висят над крутым обрывом; кажется, они вот-вот оторвутся и рухнут в бушующее море. Кое-где в скале пробиты выходы из небольших пещер, то ли естественных, а то ли созданных руками разумных существ. Многие домики и гроты соединены между собой каменными лестницами без перил и тропинками, такими крутыми, что от одного взгляда кружится голова. Якуб вглядывается в эти бесчисленные гроты, почти ожидая, что вот-вот из них покажутся какие-нибудь диковинные насекомые, огромные пчелы или крылатые муравьи. В подземном мире есть собственные подземелья.
При взгляде издалека монастырь кажется мертвым. Однако если присмотреться внимательнее, то в разных местах можно разглядеть фигуры в капюшонах. Они сидят на каменных выступах неподвижно, так что Шеля поначалу принимает их за статуи. Только один сгорбленный монах работает в огороде, разбитом на каменном выступе.
– В этих пещерах ты найдешь змеиное сердце, – голос Азараделя дрожит от волнения.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю.
Якуб не допытывается. Черти говорят столько, сколько хотят.
– Ну, пошли, – говорит он. – Чего мы ждем?
– Ты дурак! Ты один хочешь толкаться среди змей? – Амазарак фыркает по-кошачьи.
– Если кот или лис проберутся в монастырь, никто не обратит на них внимания, – объясняет Азарадель. – Но человек? Человек в подземном мире? Да хранят нас старые боги, они разорвут тебя на части!
– Мы не можем изменить твой облик, как это делала Слава, но мы поможем тебе с маскировкой, – говорит Амазарак. – Ты худой, как эти отшельники. Немного высоковат, но сгорбишься – не узнают. Готовь саблю. Только не колеблись. Хам может колебаться, а пан – нет.
У юноши к горлу подступает тяжелый ком, потому что он догадывается, о чем говорит черт. Втроем они притаились в зарослях возле обрыва. Колючие кусты покрыты твердыми, толстыми листьями. Слепой кот стоит на страже и внимательно оглядывается. На бегущей вдоль обрыва тропинке появляется погруженный в раздумья монах. Пальцами он перебирает нанизанные на шнурок четки с очень большим количеством одинаковых бусин; похожие четки Якуб как-то видел у Плохого Человека.
Отшельник идет медленно, ничего не подозревая. Он уже близко. Амазарак дает знак лапой.
– Я пойду первым. Вы за мной. Три, четыре…! Мрррауууу!!!
С кошачьим воплем Амазарак бросается монаху на глаза. Якуб вываливается из кустов, выхватывает саблю, рубит, но так, чтобы не причинить вред. Сабля в его руке, однако, начинает жить своей жизнью и проходит не под тем углом, что предполагал юноша. А может, это Шеля настолько неуклюж, что наносит совсем другую рану – глубокую и смертельную. Отшельник хватается за вошедший в грудь клинок, шевелит губами, будто хочет крикнуть, но из кустов выскакивает Азарадель в облике хромого лиса, в один прыжок вскакивает змеиному монаху на горло и зубами
