Шрифт:
Закладка:
– Не кинешь мне полотенце?
Я передала ему одно из стопки, и он быстро вытерся. На спине у него была другая татуировка, прямо под левой лопаткой: птица доколумбовой эпохи, чьи когти яростно вцепились в ветку с шипами. Мне безумно захотелось до нее дотронуться, проследить чернильные линии пальцем.
Эван бросил полотенце на пол, подхватил со стула льняную рубашку и накинул на плечи, а потом указал на столик под зонтиком.
– Подходит?
– Конечно. – Я села, а он опустился на стул напротив.
– Все пожары потушены? – спросила я.
– Самые важные.
– Отис сказал, ты скоро уезжаешь.
– Да, на пару дней. – Эван надел солнечные очки и посмотрел на меня. – Я не убивал свою жену, – коротко сказал он.
– Я этого и не говорила, – вздрогнув, возразила я.
– Многие говорили. Рик Мак-Адамс. Прошлой ночью он, должно быть, во многом успел меня обвинить.
– Да. И до этого, в нашу первую встречу.
– Он утверждал, что я издевался над ней? Бил ее? Что я подстроил ее первую попытку суицида в качестве алиби для последующего убийства?
– Именно так, – кивнула я. – Все сразу.
– И что я убил ее, чтобы получить половину имущества?
– Да. Он сказал, ей принадлежала половина всего. Совместно нажитое имущество.
– А то, что это работает в обе стороны, он говорил? – невесело хмыкнул он. – О том, что я теперь должен выплачивать половину ее долгов?
– Нет. У нее было много долгов?
– Во время своих маниакальных фаз моя жена спускала на ветер миллионы долларов. Одежда, украшения, любая дорогая вещь, которая только попадалась ей на глаза. И наркотики. Она вдохнула целое состояние.
– Кокаин?
– В основном, но и другие тоже. Загляни за кулисы показа мод – они же там купаются в тяжелых наркотиках. Но кокс был ее любимым. Она называла его «лекарство», и брат был ее основным поставщиком.
– Рик! – Меня передернуло.
– Да, братец Рикки. Он поставлял ей наркотики, а она его обеспечивала.
Так вот откуда эти брендовые шмотки, стильная стрижка и навороченный «Рэндж-Ровер».
– В чем еще он меня обвинял? Что я запер жену в психушке и хотел оставить ее там навсегда?
Я подтвердила, что и в этом тоже.
– Год назад у Беатрис случился психотический припадок. Да, она страдала от биполярного расстройства, но наркотики стали последней каплей. Она слышала голоса, видела галлюцинации. Серьезные срывы случались даже на публике.
– Да, мне рассказывали.
– Я отвез ее к хорошему психиатру, ей начали делать инъекции галоперидола. Он сдерживал психоз, но из-за побочных эффектов Беатрис набрала вес, считала, что у нее под кожей ползают жуки, и ее перевели на таблетки. – Эван бросил взгляд на аспидно-серые камни бассейна. – Это я виноват, я, что позволил ей принимать их самостоятельно. В какой-то момент она перестала их пить, и случился один из худших срывов за все время.
Когда я попытался ее сдержать, она потеряла рассудок, бросилась на меня, кусалась, царапалась, пиналась. Я пытался удержать ее, но она вырвалась и побежала к лестнице. И кинулась вниз.
Правда ли это?
– И тогда ты определил ее в психушку?
– Никуда я ее не определял. Я вызвал «скорую», и они отвезли ее в больницу, где она пролежала под наблюдением три дня – это максимум, разрешенный в Калифорнии по закону. А потом она согласилась на госпитализацию.
– Она сама согласилась? – удивленно переспросила я.
– Ей пришлось дать согласие. Тогда я нашел ей лучшую лечебницу в Северной Калифорнии. «Дубы», в Сономе. Прекрасное место с персоналом высшего класса.
«У него на все есть ответ». Но звучит очень правдоподобно.
– И сколько она там пробыла?
– Почти полгода. Ее состояние стабилизировалось, и когда Беатрис вернулась домой, лекарства она уже принимала под присмотром – рядом находился либо я, либо Аннунциата. Какое-то время все, похоже, работало. Анализы крови это подтверждали. – Немного помолчав, он снова посмотрел на воду, затем опять на меня. – А потом она опять стала неадекватной. Нунци тоже заметила. Я надеялся, это временное ухудшение, и в тот последний день ей вроде бы стало лучше. Это была наша годовщина, я собирался повезти ее на ужин, думал, это поможет. Как же я ошибался. – Уголки его губ приподнялись в печальной улыбке. – Она перестала принимать лекарства. Ну, это ты уже знаешь.
«Откуда ты знаешь, что он не сам подбросил эти таблетки?» – прозвучали в голове слова Рика.
– Полиция вчера приезжала, – заметила я.
– Хотели осмотреть мое оружие, два гладкоствольных «Ремингтона», надежно запертые в кабинете, и пистолет в спальне. Но они их уже видели. Просто пришли наудачу, надеялись что-то раскопать.
«Он легко врет. Социопаты в этом мастера».
Но Рик тоже лгал. И давал сестре тяжелые наркотики.
– А правда… – осторожно начала я. – Рик сказал, что ты уже запустил процесс по признанию Беатрис мертвой?
– Да, – безо всяких эмоций подтвердил он. – Это правда.
Я непонимающе уставилась на него.
– Господи, Джейн! А что мне еще делать? – воскликнул он. – Я в отчаянии. Меня подозревают в убийстве, все СМИ меня за него уже осудили и вынесли приговор. Мои оставшиеся активы, принадлежащие мне с женой напополам, заморожены, потому что у меня нет доказательств ни ее смерти, ни того, что она выжила. Если б я мог найти ее, или ее тело, или хотя бы какой-нибудь след, доказывающий, что она мертва, неужели ты думаешь, что я бы этого не сделал?
– Ты так уверен? В том, что она мертва?
– Да. Уверен.
– И она никак не могла выжить?
Посмотрев на меня пару мгновений, он поднялся и надел мягкие тряпичные туфли.
– Пойдем на пляж. Хочу тебе кое-что показать.
– Прямо сейчас?
– Да, пока не начался прилив.
Я нерешительно поднялась следом, но Эван тем временем уже сошел с площадки перед бассейном, и мне ничего не оставалось, как пойти за ним к высокой ограде по краю мыса. Он открыл ворота, цыкнул на сунувшегося было вперед Пилота и позвал меня за собой. Пес нервно закружился на месте, но послушался.
Мы начали спускаться по деревянным ступеням, уже разбитым и подгнившим. У меня был соблазн пробраться на пляж раньше, но лестница казалась очень длинной, да к тому же шаткой и ненадежной. Покосившиеся ступени цеплялись за край утеса, покрытые мхом и влагой, а местами напрочь отсутствовали. Я крепко держалась за шатающиеся перила, не отводя взгляда от Эвана, который
