– Но они мне не нравятся, Рикки. Я не хочу.

– Чушь, Би Джи. Тебе придется кого-то выбрать. И если дело до этого дойдет, мы всегда сможем от него избавиться.

– Как? Рикки, расскажи.

– Все просто. Существует миллион способов.

Тогда он придумал новый план.

– Первым делом, Би Джи, ты собираешь улики. – И он рассказал мне о крови, о ноже, волосах. – И прячешь все в каком-нибудь тайнике.

Тайник, – рассерженно шепчет Мария. – Какого черта ты ждешь? Пошевеливайся!

Я иду быстрее к своему тайном месту, вниз по зеленым от мха ступеням к старому деревянному коттеджу, и ноги неудобно болтаются в больших ботинках моего тюремщика. Обхожу коттедж сзади, по тропинке, о которой мало кто знает, и нервно заглядываю в стеклянные двери. Но внутри темно.

В отличие от того дня в конце апреля.

Бити, поспеши! – шипит Мария.

Набросив на голову капюшон толстовки, защищая волосы и лицо от плетей ежевики и сорняков, я иду дальше по тропинке, которая приводит меня к тайнику.

Проход в него скрыт под грязью и листвой, я вытираю ручку, а затем тяну на себя. Спускаюсь вниз по ступенькам, которые закручиваются, а потом заканчиваются в камнях и грязи.

Достаю из пакета доказательства: волосы, окровавленные кусочки шифона и шелка – и разбрасываю их на полу. Достаю также нож с моей кровью и тоже бросаю в грязь. Затем расчесываю едва затянувшийся порез и, выпачкав пальцы, оставляю отпечатки на перилах, поднимаясь обратно.

Выбравшись из тайника наружу, я тяну на себя крышку люка, и она падает с гулким звоном, точно церковный колокол. Мгновение я с ужасом жду, что на звук прибегут ведьмы.

Но ничего не происходит, и я возвращаюсь той же тропой вокруг коттеджа и иду к особняку, к той стороне, где под навесами стоят разные машины и механизмы. Подхожу к машине, которая перерабатывает и покрывает почву остатками травы и бумаги, и скармливаю в большой красный рот журнал Vogue. Она хрустит им, точно огр печеньями. Гр-р-р-р. И я снова боюсь, что шум услышат ведьмы, и торопливо запихиваю в машину пакет с остатками шелкового платья, и огр его тоже сжирает.

Быстро-быстро я возвращаюсь в Морскую комнату и, прежде чем зайти, откидываю капюшон и по возможности отряхиваюсь от колючек, листьев и грязи.

Поднос с едой так и стоит на столике рядом с моим шезлонгом, и теперь мне уже не страшно. Я ужасно хочу есть – прям как огр.

Устроившись в шезлонге, беру поднос на колени и, вонзив пластиковую вилку в крабовый салат, начинаю есть. Соленые морепродукты и листья молодого шпината напоминают мне другой вкус.

Вкус крови.

Да, я помню. Тот день в конце апреля.

И вкус крови девчонки во рту.

Девчонки по имени Лили.

Глава девятнадцатая

Утром я звоню в больницу в Монтерее и прошу соединить меня с палатой Ричарда Мак-Адамса. Но мне сообщают, что его уже выписали.

Я пишу ему сообщение:

«Как самочувствие?»

Двадцать минут спустя приходит ответ:

«Хреново. Шесть швов. Голова раскалывается».

«Сочувствую. Но рада, что не хуже».

«Достаточно плохо. Подаю на него в суд. Вас вызовут свидетелем».

«Я ничего не видела. Могила в лесу – собаки Делайлы».

«Старый фокус. Похоронить животное поверх кого-то еще. Никто не будет раскапывать дальше. Достану ордер на эксгумацию. И на тебя могу в суд подать. Ты соучастница».

Меня охватывает гнев.

«Чушь. Ты сам попросил отвезти тебя в больницу».

«Не так. Это он тебя попросил, чтобы не выглядеть причастным. Конспирация».

«Это бред, и ты это знаешь».

Я нажимаю «Отправить» и снова вношу его номер в черный список.

От Эвана ничего не слышно. Я пишу ему сообщение:

«Мы можем сейчас поговорить?»

Он отвечает:

«Пока еще на пожаре. Может, позже».

И как долго мне ждать? Разве что он вовсе не собирался отвечать ни на какие вопросы и просто водил меня за нос. Он же не мог не заметить мои чувства. Мой говорящий взгляд выдавал все и сразу.

Я пошла к дому, покормить собак и проследить, чтобы Гермиона, слизнув свою порцию, не залезла в миску к Джулиусу с особым кормом. После непродолжительной борьбы мне удалось запихнуть в Джулиуса лекарство от астмы, а Пилота – убедить стоять смирно, пока я вычесывала его свежеподстриженную шерстку, внимательно высматривая клещей.

Отис ворвался в комнату со служебного входа:

– Слушай, не поможешь? София собирается провести выходные у Пейтон и забыла сумку с вещами в комнате. Можешь забросить ей на теннис?

– Что-то часто она там ночует. Это ты ей разрешил?

– Она спросила Эвана. А он, скорее всего, говорил по шести телефонам одновременно и просто кивнул. Но почему бы и нет.

Не знаю, в чем причина, но отчего-то мне было не по себе.

– Ладно, завезу.

– Отлично, ты же знаешь, я еду в Беркли. – Он зевнул. – Чертовы овчарки лаяли ночью. А у Эвана, наверное, очередной приступ бессонницы, бродил туда-сюда вокруг дома.

– Я тоже слышала, – просто ответила я.

Заглянув к Софии, я забрала ее сумку: оранжевый рюкзак с крошечными черепами стоял на кровати в ворохе простыней, пляжных полотенец и упаковок из-под чипсов и конфет. Я остановилась у террариума, где лежал маленький питон, Ниалл, черно-золотая блестящая запятая. Правда красивый. Сложно представить, что Аннунциата, которая сама кого удобно напугает, его боится.

В теннисном клубе я заняла свое уже привычное место у корта, пока София заканчивала партию. Она выиграла при помощи сильного удара слева, вернув подачу. Я подняла руку, и она подбежала вприпрыжку.

– Спасибо, что привезла, – схватив рюкзак, кивнула она. – Так глупо было забыть.

– Да не за что. А что, родители Пейтон будут дома все выходные?

– Ее настоящая мама живет в Копенгагене, но будет Келли, ее мачеха. И может, ее папа, правда, он редко там бывает.

– А как насчет ее брата? Олкотт, кажется?

– Да, он будет.

– Если он будет курить, пожалуйста, не оставайся в той же комнате. Пассивное курение опасно.

О, это закатывание глаз – всем закатываниям закатывание.

– Конечно, я знаю.

– Ладно, хорошо. Напишу тебе позже. А, и вот еще что, София…

– Что?

– У тебя в комнате настоящий бардак. Если Аннунциата там не убирает, почему ты не разрешишь кому-то из ее помощников?

– Не хочу. Они крадут вещи.

– Те милые дамы? Не верю.

София пожала плечами.