Мне обязательно нужно еще раз взглянуть на тот портрет Модильяни и убедиться, что Лилиана действительно на него похожа – и что разрезы в самом деле напоминают отрывистый почерк Беатрис, которым она царапала что-то на полях книги.

Нужно снова пойти в башню, даже рискуя попасться вездесущим Сандовалам.

Наконец мне представилась такая возможность. Мы с Софией только что закончили урок: она перевела последние главы «Маленького принца» и шмыгала носом.

– Я не знала, что он умирает. В школе мы не дошли до конца.

– Но его тело же исчезло, – подбодрила ее я. – Так что вполне возможно, что он не умер, а вернулся на свой астероид.

Она закатила глаза. Ее мама из Африки так и не вернулась. И, в отличие от меня, ей ни к чему было воображать, что мертвые могут оказаться очень даже живыми.

По внутренней связи раздался голос Отиса:

– Джейн? Можешь подойти, когда закончите?

София тут же вскочила на ноги.

– Ты прекрасно справилась с переводом, София, – похвалила ее я.

Девочка засияла, а потом умчалась вверх по ступенькам.

Собрав свои вещи, я прошла в кухню. Отис точил нож для разделки мяса с мастерством наемного убийцы. На разделочной доске поблескивал влагой свежий лосось, а от запаха из духовки – м-м-м, шоколад! – у меня потекли слюнки.

– Что случилось? – спросила я.

– Эван в Лос-Гатосе, но собирается вернуться вместе с Маликом Андерсоном и другим адвокатом. Так что приходится в последний момент готовить ужин на троих. – Он поднял голову лосося с остекленевшими глазами и вонзил нож за жабрами. – Слушай. Те детективы были здесь сегодня. Ну те, что допрашивали меня раньше.

– И чего они хотели?

– Понятия не имею. Собирались поговорить с Эваном, но его не было. Но почему сейчас? Они с декабря сюда не совались!

– Может, ерунда. Какая-нибудь формальность.

Отис начал нарезать лосося, нож умело скользил в его руках.

– Может, и так. Но что, если они решат допросить меня снова?

– И что тогда?

Отис не отрывал глаз от своей работы.

– Ну… возможно, есть кое-что, о чем я тебе не рассказал.

У меня сердце ушло в пятки.

– Черт, Отис! И что же?

– Меня уже арестовывали раньше.

– Когда? – Я недоверчиво уставилась на него.

Он шлепнул разделанное филе на тарелку и тяжело вздохнул.

– Это было еще в Нью-Йорке, в «Клаун», сразу после твоего ухода. Помнишь ту бейсбольную биту, которую я держал под стойкой?

Еще бы не помнить, бита марки Louisville Slugger, он периодически доставал ее, когда кто-нибудь перебирал.

– Помню, и что же ты сделал?

Ребром ладони Отис поправил очки на переносице.

– Там был один парень, который приставал к девчонке, так что я достал биту, просто пригрозить ему. Но он набросился на меня, здоровенный такой, и я замахнулся на него, но попал по голове. Как тут промахнуться, огромная, как валун. Он упал, и потом… может, я ударил его снова, в плечо, потому что был на взводе, кто-то вызвал копов, и меня арестовали.

– Черт, Отис! И тебя посадили?

– Только на ночь, с тем парнем вроде все в порядке было. Да его танком переехать можно, и ничего не случится. Мне разрешили заявить о признании вины в административном правонарушении, и я получил полгода условно. Но это есть в моем личном деле, и те детективы знают об этом. – Перевернув лосося, он принялся нарезать вторую часть.

– Ну, если они все же решат тебя допросить, в этот раз придется сказать правду. О том, что ты не все время провел в том баре в Сан-Франциско. Все пройдет хорошо, я уверена.

– Ты же сможешь за меня поручиться? Сказать им, что я никогда никому не причинял вреда?

– А это правда?

– Ну конечно! – с негодованием воскликнул он.

– Тогда я, конечно, тебя поддержу, – кивнула я. – Мы семья. Ты же это знаешь.

Пикнул таймер, и Отис, подойдя к духовке, вынул целый противень бискотти и проткнул зубочисткой одно печенье.

– Эвану я тоже не говорил, – добавил он. – Узнай он, тотчас бы меня выставил. Ему нельзя давать повода придраться, как и позволять преступникам работать на себя.

– Отис, ты не преступник. Ты просто ошибся. И тебя же не посадили.

– И все же. – Он начал перекладывать печенья на черный лакированный поднос.

– Слушай, Отис, – помедлив, окликнула его я. – А у Эвана когда-нибудь был портрет кисти Модильяни?

– Модильяни?

– Да, французского художника 1920-х…

– Я знаю, кто это. Почему ты спрашиваешь?

– Просто так. Слышала, что у него был один портрет, вот и все.

И снова этот миг промедления, говорить ли мне всю правду или нет.

– Да, когда-то у него была картина. – Отис отвернулся, вытирая руки о фартук. – Джени, если я тебе кое-что расскажу, обещаешь хранить это в секрете?

– Еще один секрет?

– Это очень важно. Это о том дне, когда утонула Беатрис. Тогда случилось еще кое-что, о чем я копам тоже не рассказал.

Вот черт! Внутренний голос уже просто вопил.

– И что же?

– В то утро Эван попросил меня отвезти кое-что в Сан-Хосе. Сказал, что это нужно держать в строжайшем секрете. И я повез портрет кисти Модильяни. Они с Гектором упаковали его в деревянный ящик и положили в «Лэнд-Крузер», и я отвез его на гигантский склад без окон, за высокими воротами и с кучей охранников. Они забрали ящик, а я вернулся в Сан-Франциско, как и сказал.

– Портрет был весь изрезан? Он выглядел так, словно кто-то кромсал его ножом или чем-то острым?

– Чего? Нет. Картина как картина. Там была девушка с темными волосами, короткой стрижкой и, ну ты знаешь, такой длинной шеей.

– Ты об этом говорил? Когда сказал, что Эван заставляет людей делать то, что им не хочется?

Он пожал плечами.

– Я решил, что это может быть что-то противозаконное, иначе почему надо хранить все в секрете? А потом в тот же день утонула Беатрис. – Он бросил взгляд на часы. – Они приедут к семи часам, а я еще обещал приготовить Софии асаи боул с фруктами. Мне пора пошевеливаться. Клянешься, что не расскажешь Эвану?

– Клянусь.

– Хорошо. Вот, возьми пару печенек, шоколадные с фундуком.

Я подхватила пару бискотти и, перебросив сумку через плечо, вышла. Тяжелый туман уже наползал на дорогу, и молочные завитки сплетались в матовую вуаль. Пикап Гектора с трудом можно было различить на парковке, да и сам он напоминал призрака за рулем.

Второй призрак, Аннунциата, скользил по тропинке, ведущей к офису, и, дойдя до машины, сел рядом. Завелся мотор.

Сегодня они уехали раньше, и у