— Как это с пугала? — обиделся атаман.

— А так как оно есть! Весь бок в пылюке, и вата из-под мышки вылезла. Офицерья поприехали, а ты жалче оборванца. А ну, скидай рвань этакую!

Степан Тихонович поневоле подчинился. Вывернул фуфайку подкладкой наружу и оставил её вместе с винтовкой под присмотром сидельца, а сам юркнул в кабинет Мелентьева.

— ...По пшенице в этом году советская госпоставка была 2700 центнеров, натуроплата — 2900, фонд РККА — 775 и семенной фонд — 500. Всего — 6875 центнеров. Колхоз же, при самом лучшем урожае, мог собрать пять тысяч центнеров! — выступал староста из Аграфеновки Букуров, худощавый, интеллигентного вида пожилой человек. — Кроме того, колхоз должен был сдать наличными: военного займа — 15 000 рублей, подоходного налога — 25 000, обязательного страхования — 18 500, за услуги и работу МТС — 35 000...

— Ну и память! — восхищённо шепнул Григорий Белецкий, оказавшийся рядом со Степаном Тихоновичем.

— А к чему это он?

Дарьевский атаман ближе придвинул стул и пояснил:

— Доказывает, что задания невыполнимы. Супротив Мелентьева прёт...

Букуров говорил как по писаному:

— Таким образом, советские чиновники выжимали из хозяйства всё, что только возможно. Отсюда обеднение и нищета. Ведь каждый колхозник был обязан сдать: сельхозналога — 70 рублей, культсбора — 40, налога самообложения — тоже 40, военного налога — 700, займа — 100, лотереи вещевой — 100 и так далее. Прибавьте к этому ещё натурналог мясом, молоком, яйцами, мёдом. Более... да что там! Подавляющее число колхозников были должниками государства. Прошу извинить за обилие цифр. Но они как раз свидетельствуют, какую грабительскую политику проводили коммунисты. Казалось бы, нужно усвоить уроки лихоимцев. И новой германской власти давать нам реальные планы. С учётом военного времени, отсутствия рабочих рук, тягла и разрухи. А вопреки этому...

— А вопреки этому довольно демагогии! — оборвал Мелентьев.

Букуров глянул вдоль длинного стола, за которым сидели старосты, вероятно, ища сторонников. Но их лица были хмуры и безучастны. Поддержать оратора никто не решился.

— Герр Штайгер, к сожалению, не смог присутствовать. Но он крайне недоволен поставкой продуктов волостью. Создаётся впечатление, что у нас не богатый край, а пустыня! — Мелентьев не сдержал крика. — Вся вина за это ляжет на вас, господа старосты! Не сомневайтесь, бездельники и саботажники понесут суровое наказание! Кавказский фронт, по всей видимости, просуществует до весны. Мы обязаны всецело взять на довольствие германскую армию. Поэтому по согласованию с фельдкомендантом, намечены неотложные меры. Первое. В недельный срок завершить вывоз всего зерна на элеватор. Там, где ещё не окончен обмолот снопов, следует прекратить другие работы, чтобы его ускорить. В помощь вам будут приданы продовольственные звенья. Второе. Также за неделю произвести ревизию и выбраковку всего поголовья скота. Ваши сводки будут перепроверены... Третье. Натурналог на каждый двор остаётся таким же, как и при Советах. А затем, с введением нового порядка землепользования, он увеличится соразмерно расширению личных хозяйств. Никаких церемоний с лентяями! Каждый казак или крестьянин должен трудиться в поте лица. Пусть не забывают, что при разделе земли в будущем лучшие работники получат лучшие участки.

В большом кабинете, где прежде хозяйничал секретарь райкома партии, пахло по-казенному: старой мебелью, залежалыми бумагами, сыростью турлучных стен. Адольф Гитлер, изображённый в полный рост, взирал с портрета на старост, удручённых новостями. Степан Тихонович видел их лица в профиль. Зелёный отсвет от сукна на столе придавал лицам неприятный, мертвенно-бледный оттенок. И когда поднялся начальник полиции Мисютин, рослый сорокалетний красавец, и плавным движением оперся кончиками пальцев о стол, Степан Тихонович невольно вздрогнул: «Ладони позеленели! Как у покойника...» Так же плавно повернув голову в дальний конец стола, не напрягая голоса, обер-полицейский укоризненно проговорил:

— По достоверным данным, в волости проживают около ста активистов. Списки, представленные вами в отдел, преуменьшены. Ничем иным, как желанием укрыть врагов, такой факт не объяснишь. К чему это ведёт? А к тому, что жертвой собственной халатности стал Севрюков Мирон, известный вам староста из Бунако-Соколовки. Он утаил, что в его хуторе свили змеиное гнездо три члена ВКП (б). Следствие подтвердило, что один из них был замечен вблизи дома Севрюкова в то самое утро... Нами выявлены случаи, когда активисты всячески затрудняют проведение сельхозработ. Разлагают людей. Не без их грязных рук происходит порча оборудования, расхищения и тому подобное.

Вы не всегда сообщаете о красноармейцах-дезертирах. Они и большевистские активисты составляют ту почву, на которой вырастают бандитские группы. Что ж, пора навести порядок! Этим и займётся наш карательный взвод вместе с немецким гарнизоном. Я требую от вас составить новые списки с характеристикой неустойчивых элементов и подозрительных лиц. Почему это поручается вам? А потому, что большинство полицейских — это подростки двадцать пятого — двадцать шестого годов. Слишком молоды и неопытны. Хотя и среди них есть крепкие, безжалостные, отличные ребята!.. И последнее. Отряды самообороны следует расширить. В том числе за счёт женщин...

Степан Тихонович, как и в прошлый раз, испытывал на совещании чувство внутреннего разлада. Надежды на то, что новые правители по-разумному будут обращаться с казаками, неуклонно рушились. И само слово «власть» с каждым днём обретало жёсткую определённость и зловещность. Верно, что раскачать, заставить хуторян честно трудиться — непросто. Но к чему выискивать среди них врагов? Двадцать пять лет замахивалась советская власть на хлебороба кнутом. Ссылала в лагеря. Расстреливала. И что вышло? Шарахался он из стороны в сторону, как бестолковый бык. А теперь, выходит, немцы кнут сменили на винтовку...

— Прошу всех встать! — срываясь с места, зычно скомандовал Мелентьев.

Печатая шаг, в кабинет вошли два немолодых казака в синих суконных кителях, затуженных ремнями. Чуть сзади сопровождал их статный немецкий лейтенант.

— Господа! — с воодушевлением обратился бургомистр. — С миссией объединения к нам приехали посланцы из Новочеркасска. — Подождав, пока гости займут приготовленные для них стулья, Мелентьев жестом показал старостам, что можно сесть, и продолжал: — Сегодняшний день — особый. Он запомнится навсегда. Сейчас перед вами выступит начальник военного отдела штаба Войска Донского Платон Духопельников.

У Степана Тихоновича от удивления, как и у других атаманов, расширились глаза. Казачьего офицера такого высокого чина они не видывали с Гражданской. Духопельников был высок и грузноват, зачёсанные назад волосы открывали бугристый лоб. Монгольский разрез глаз и крупная нижняя губа придавали вид устрашающий.

— Дорогие станичники и хуторцы! — сняв фуражку, решительно начал войсковой старшина