Через два дня, 12 января, «контрпроект» был уже готов, и И.И. Глазунов, с согласия Городской думы, разослал его, как и намечалось, всем адресатам – под названием «проект изменения правительственного законопроекта о принудительном оздоровлении столицы». В нем всецело отвергалась вторая часть правительственного законопроекта, в которой город усматривал покушение на свои незыблемые права. Для обоснования прикладывались доклад канализационной комиссии и записка Д.И. Демкина.

Как подчеркнул П.И. Лелянов, законопроект, спущенный «сверху», отражает недоверие правительства к Городскому управлению, что крайне оскорбительно. «Нисколько не желая отрицать виновности городского самоуправления, я должен заявить, что в его руках не было достаточных полномочий для проведения нужных мер, – заявлял Лелянов. – Обвинения в адрес Городского управления во многом безосновательны. Не только мы, представители столицы, виноваты, но и министерство своим отношением к правам Думы вставляло палки в колеса нашей машины. Я уверен, что Государственная дума, во имя справедливости и уважения к принципу самоуправления, не применит к Городскому управлению закон, налагающий на него незаслуженную репрессию».

Одним словом, столичные думцы всеми силами показывали, что готовы биться с правительством за свои незыблемые права и не заслужили тех обвинений, которые прозвучали в их адрес. Правительство молчало, над Петербургом сгущались тучи. Развязка близилась…

«Заменить самоуправление чиновником!»

17 января 1911 года после каникул возобновила свою работу Государственная дума. Ее «весенняя сессия» началась с продолжения прений по законопроекту о «принудительном оздоровлении Петербурга». Думцы, как обычно, отметились острыми словесными пикировками.

Депутат Гулькин доказывал, что надо как можно скорее приняться за «оздоровление» столицы: а кто этим займется – правительство или городское самоуправление, все равно, лишь бы дело было сделано. Московский депутат Щепкин выступал против: «Мы упрекаем Городскую думу Петербурга в медлительности в области канализации и водопровода. А сами мы что делаем? Мы за три года не рассмотрели ни одного законодательного предположения из внесенных нами же самими по вопросам, разрешение которых быстро выведет на путь оздоровления всю Россию».

После прений Госдума перешла наконец-то к постатейному чтению законопроекта и приняла первую его часть – 24 статьи. О чем же там шла речь?

Петербургскому городскому общественному управлению для составления проекта канализации предоставлялся трехлетний, а для составления проекта водоснабжения – двухлетний срок со дня опубликования этого закона. Проекты следовало составлять с таким расчетом, чтобы проект канализации мог быть осуществлен в течение не более пятнадцати лет, а проект водоснабжения – не более шести лет со времени утверждения соответствующих проектов. Если какой-либо из проектов Городского управления не утверждался, министру внутренних дел полагалось предоставить дополнительный срок, но не более одного года. Не позднее шести месяцев со дня опубликования закона Петербургское городское управление обязывалось представить на утверждение особой временной комиссии распределение по годам работ по составлению проектов канализации и водоснабжения.

Однако это было только началом. Правительство настаивало на принятии второй части законопроекта, вокруг которой, собственно говоря, и разгорелись все страсти. Дело в том, что статья № 25 и последующие оговаривали «санкции», кои следовало предъявлять к городским властям за неисполнение закона. В частности, правительству предоставлялось бы право сооружать канализацию и водопровод своими силами в том случае, если Городская дума станет медлить с этим делом.

Дабы убедить депутатов принять вторую часть законопроекта, в ход пустили «тяжелую артиллерию»: 19 января с думской трибуны выступил премьер-министр П.А. Столыпин. Тон его речи оказался довольно жестким: он заявил, что по отношению к петербургской Городской думе нельзя ограничиваться лишь добрыми советами, а надо «употребить власть».

Столыпин подчеркнул, что если городское самоуправление медлит, надо заменить его «чиновником, который все прекрасно выполнит, быстро и скоро все приведет в порядок». По его словам, сама Государственная дума уже осудила бездеятельность петербургской Городской думы тем, что перешла к постатейному рассмотрению законопроекта. В то же время законопроект не содержит ничего оскорбительного для принципа городского самоуправления.

«…Я попрошу вас вникнуть в его внутренний, не формальный, а более глубокий смысл, и вы поймете, что этот закон не репрессивный, не нарушающий духа английского self government, а закон глубоко социальный», – настаивал П.А. Столыпин, напоминая, что «принудительное оздоровление» нужно не домовладельцам и не министрам, а прежде всего – столичной бедноте. «Я чувствую боль и стыд, когда указывают на мою родину как на очаг распространения всевозможных инфекций и болезней, – заявил премьер-министр. – Я не хочу, не желаю оставаться далее безвольным и бессильным свидетелем вымирания низов петербургского населения. Я поэтому стою за принятие закона, который выразил бы не только желание, но и непреклонную волю законодателей. Я хочу не надеяться, я хочу, наверное, знать, что при каких бы то ни было обстоятельствах, при каких бы то ни было условиях, через 15 лет в столице русского царя будет, наконец, чистая вода, и мы не будем гнить в своих собственных нечистотах».

Премьер-министр России П.А. Столыпин, настаивавший на проведении в Петербурге «принудительного оздоровления»

«Каким же образом то, что окажется недостижимым для городских самоуправлений, будет удачно выполнено чиновниками?» – попытался объяснить П.А. Столыпин, имея в виду не только Петербург, но и другие города, к которым следовало бы применить меры «принудительного оздоровления». «Это самое главное!» – прозвучал сразу же голос с левой стороны думского зала. «Да, я думаю, просто потому, – продолжал Столыпин, – что государство обладает большими техническими средствами, имеет больший круг людей к своим услугам. Дело, господа, не в чиновниках. Чиновник может быть и плох, может быть и хорош, а я думаю, что чиновник часто не меньше, а, может быть, и больше других трудится на пользу и на славу России». В заключение своей речи премьер предупредил депутатов, что если 25-я и все последующие статьи закона окажутся «ампутированными», то законопроект останется незаконченным.

После окончания выступления Столыпина некоторые ораторы упрекали его в попытке централизации власти. Исполненный чувства непреклонности, премьер снова поднялся на трибуну. «Правительство не намеревается умалять принцип самоуправления, – подчеркнул Столыпин, – но оно желает точно знать, в какой срок Городское управление приступит к оздоровлению Петербурга».

Однако доводы Столыпина не смогли убедить думцев. Через день, 21 января, Государственная дума решала участь многострадального законопроекта и в конце концов… провалила его. Виновником стал депутат Матюнин, предложивший поправку, где говорилось о том, что правительство может вмешиваться в работу городского самоуправления только тогда, когда «город в установленный срок не выполнит работ». Сначала Дума отклонила эту поправку (128 голосов против 124), но на повторном голосовании большинством в один голос (131 против 130) все-таки приняла ее. Таким образом, пресловутая 25-я статья лишалась своего грозного смысла.

«Вся вторая половина законопроекта отпала сама собой, –