Штат врачебно-полицейского комитета делился на две части – медицинскую и полицейскую. Во главе полицейской части комитета находился член-распорядитель, в ведении которого находилось двадцать смотрителей или полицейских агентов, что было одно и то же. Именно эту должность – члена-распорядителя – и занимал Первушин, пользовавшийся для сборов «дани» услугами своих подчиненных.

По своему положению Первушин являлся первым административным лицом, поставленным непосредственно наблюдать за «жертвами общественного темперамента». В его руках была судьба невольниц и их хозяев.

Взяточничество сопровождалось кутежами Первушина в публичных домах. Эти кутежи нередко превращались в настоящие оргии, в которых принимали участие и близкие знакомые Первушина. Последний, как султан, выбирал себе фавориток («Господин назначил меня любимой женой!»), которые с этого времени числились на особом счету, а хозяйки этих фавориток пользовались покровительством Первушина. Поговаривали, что некоторые притонодержатели сумели на этом деле нажить себе неплохое состояние.

Во врачебно-полицейском комитете Первушин состоял на службе много лет, пользовался доверием, поэтому убедить начальство комитета в том, что Первушин – взяточник, стоило огромного труда. Подобраться к Первушину было очень непросто: его власть над публичными домами была очень сильна. Притонодержатели и проститутки боялись Первушина и отказывались открыто говорить о злоупотреблениях «начальства». Анонимные доносы на Первушина оставались без внимания.

Тем не менее под ударом неопровержимых улик власть Первушина над публичными домами пала. Его отправили в отставку, а вместе с ним – несколько агентов по надзору за проституцией. Но этим дело не ограничилось: деяния члена-распорядителя подпадали под уголовное преступление. В конце мая 1913 года Первушин оказался в одиночной камере Дома предварительного заключения. Современники с нетерпением ожидали громкого судебного процесса…

Дело пристава Плахова

В сентябре 1910 года в особом присутствии петербургской судебной палаты слушалось весьма любопытное дело полицейского пристава 2-го участка Александро-Невской части подполковника Плахова. Обвинялся он в должностных преступлениях. Плахов уверовал в то, что его статус дает право совершенно безнаказанно творить беззаконие. Чем он и занимался.

Плахова обвиняли в поборах с извозопромышленников. Дело в том, что по правилу Городской управы им следовало дважды в год являться в участки для осмотра лошадей и экипажей, чтобы получать разрешения на право заниматься промыслом. Плахов извлекал выгоду: он брал с извозопромышленников «благодарность». Причем тремя рублями он не довольствовался. «Разве я околоточный какой-нибудь?» – с обидой возмущался он. Извозчик добавлял два рубля, и Плахов был доволен.

Однако прегрешения Плахова этим не ограничивались. Следствию стало известно, что при строительстве собственной дачи в Павловске он нанял крестьян, дабы те возили ему стройматериалы. Когда крестьяне потребовали плату, Плахов с улыбкой отвечал: «Что вы? Деньги требовать? Вы должны считать за честь, что имели дело со мной, петербургским приставом». Так крестьяне и остались ни с чем.

Казалось, преступления Плахова налицо. Однако защищавший пристава адвокат Адамов сделал невозможное: он убедил судей, что Плахов – всего лишь послушный винтик в механизме системы. «Надо решить, судить ли систему или пристава Плахова: если систему, то при чем тут подсудимый, если же судить его, то виновата система», – заявил адвокат.

Адамов указывал, что обычай благодарности с давних пор укоренился среди извозчиков и действует сам собой, без побуждения со стороны полицейских чинов. Судебная палата согласилась с доводами и сняла с Плахова обвинения в вымогательстве и лихоимстве. Осталось лишь обвинение в «принятии благодарности без нанесения ущерба служебным обязанностям». В итоге Плахов достаточно легко отделался: его приговорили к отрешению от должности и штрафу в триста рублей. А ведь если бы не такой ловкий адвокат, сидеть бы Плахову в тюрьме…

«Принудительное оздоровление»

Вымирающая столица?

На неблагополучное состояние Петербурга горожане с завидной регулярностью сетовали еще в конце XIX века. Не случайно в 1896 году в журнале «Домовладелец» появилась публикация под названием «Необходимость оздоровления Петербурга». Эти слова можно было бы считать едва ли не девизом петербургской жизни двух последующих десятилетий. «Нельзя не признать, что гигиенические условия жизни в С.-Петербурге крайне неблагоприятны», – говорилось в той статье. На что же конкретно жаловались петербуржцы?

В столице постоянно возобновлялись случаи заболевания азиатской холерой, а городские больницы переполнялись острыми заразными больными. Одной из причин этого было то, что значительная часть жилого фонда Петербурга по своему устройству и содержанию не отвечала современным санитарным требованиям.

«Некоторые домовладельцы до сих пор не готовы к улучшению санитарного состояния их домов, – говорилось в «Домовладельце». – Несмотря на почти повсеместное проведение сети водопроводных труб, есть немало домов, в которых простые отхожие места до сих пор не заменены ватерклозетами. Расположенные по „черным лестницам“, эти простые отхожие места и прилегающие к ним выгребы, устроенные иногда внутри домов, составляют источник постоянного зловония и распространения заразы не только на лестницах, но и в прилегающих к ним квартирах».

Устройство тогдашней петербургской канализации было простым и бесхитростным. «Ватерклозетные нечистоты» и грязь из раковин спускалась из квартир дома по фановым трубам в деревянный выгреб, устроенный за стеной здания во дворе дома и служивший приемником этих нечистот. В такие выгреба в больших домах направлялись по две или даже по три фановые трубы. Но поскольку нечистоты спускались в выгреб всегда с массой воды, то из него прокладывалась выходная труба, через которую вода стекала в главную домовую трубу. В каждом доме существовало несколько выгребов, поэтому выходные трубы из них, а также трубы из прачечных, сточных колодцев, помойных ям и конюшен образовывали целую сеть дворовых водостоков, направлявшихся в главную домовую трубу. Она, в свою очередь, соединялась с уличной трубой, отводившей нечистоты в реку или канал.

Уличные трубы и сточные колодцы на улицах содержались и чистились за счет города, дворовые же трубы обслуживалась за счет домовладельца, возлагавшего эту заботу, как правило, на старшего дворника. Из выгребных ям нечистоты вывозились подрядчиками-ассенизаторами. Домовладелец нанимал их или на целый год, или платил по заключенному контракту за каждый воз или бочку. Летом, когда городская санитарная комиссия пристальнее следила за исправным состоянием домов, очистка производилась чаще и более тщательно, а зимой на это дело смотрели сквозь пальцы…

Еще одна причина неблагоприятного гигиенического состояния Петербурга – качество питания: «бедный люд, особенно пришлый, питается как и чем попало». Впрочем, качество питания и неблагоустроенность домов – это только малая толика проблем Петербурга на рубеже веков. Город буквально задыхался в целом ворохе проблем, требовавших неотложного решения. Однако проходили годы, проблемы городского хозяйства становились все более вопиющими, а их разрешение затягивалось или