Шрифт:
Закладка:
«Пускай министр внутренних дел выйдет весной на свою Фонтанку и пойдет до Пантелеймоновского моста, начиная с Симеоновского, – съязвил депутат Уваров. – Он увидит сначала небольшие спускные трубы двух частных домов. А потом он увидит громадную, широкую клоаку, выходящую из дома Министерства внутренних дел, – из того дома, в котором он сам проживает».
Городские думцы ликовали, но они сами еще не предполагали, какую грозу навлекли на свою голову. В «верхах» отказ Государственной думы принять вторую часть законопроекта о «принудительном оздоровлении» восприняли как дерзкую пощечину правительству и лично премьер-министру П.А. Столыпину. Реакция не заставила себя долго ждать…
«Переполох под думской каланчой»
Утро 31 января 1911 года началось с обыска в помещении Городской управы. Несмотря на то что время было присутственное, в помещении Управы ни оказалось ни одного чиновника. Служитель, стороживший помещение, принял поначалу неожиданных посетителей за городских обывателей, пришедших выплатить налоги за содержание собак и лошадей. Однако вскоре оказалось, что все очень серьезно.
Следователи занялись поиском и изъятием документов чиновников, ответственных за расходование городского бюджета. Тогда же впервые громко прозвучало имя, которое потом на протяжении почти всего года наводило дикий трепет на городских чиновников, – сенатор Нейдгарт. Именно на него Николай II возложил ревизию петербургского самоуправления.
Как вскоре выяснилось, визит в Городскую управу не был случайным мероприятием. По всему городу шли обыски и допросы. На следующий день газеты сообщали официальную цифру – 40 обысков проведено в Петербурге за 31 января. По всей видимости, операцию тщательно готовили и планировали. Однако для городских властей она стала полнейшей неожиданностью и повергла чиновников в глубочайший шок. Это день называли потом «черным днем» петербургской Городской думы. Действительно, такого позора она еще не переживала…
Перед началом обыска в городской ревизионной комиссии помощник прокурора распорядился «занять телефон», то есть ко всем телефонным аппаратам на втором этаже думского здания приставили полицейских. Управа и ее канцелярия оказались отрезанными от телефонной станции. Особому вниманию подверглись документы из вскрытого следователями стола председателя ревизионной комиссии Виктора Дандре. К полудню обыск в Городской думе подходил к концу, однако ни городской голова Глазунов, ни его заместитель Демкин в Думу так и не прибыли. В общем-то, в таком их поведении не было ничего удивительного: по давней российской традиции, когда случается нечто чрезвычайное, то руководители куда-то исчезают, а потом оказывается, что они внезапно «захворали». Так произошло и на сей раз.
В те самые часы, когда следователи устроили переполох в Городской думе, городской голова находился совсем неподалеку – в Казанском соборе на панихиде по почетному гражданину Петербурга М.М. Стасюлевичу. Затем он помчался в Думу, уже прослышав про что-то неладное, но тут случилась незадача: лошади понесли и… едва не убили Глазунова. Подъехав к Думской улице, он выпрыгнул из кареты, но неудачно – ушибся. Его супруга, выходя из кареты, подвернула ногу.
«После этой катастрофы супружеская чета отправилась домой, – не без издевки сообщал потом репортер. – Ушибы и повреждения относятся к разряду легких». С Демкиным нежданно-негаданно тоже случился казус: будто бы он ехал в Думу на извозчике и на крутом повороте… вывалился из саней. Отправившись от «ушибов», уже днем Глазунов поехал по административным инстанциям, чтобы прояснить ситуацию, а потом наконец-то прибыл в Городскую думу. Но так ничего и не выяснил.
Тем временем известия, приходившие на Думскую улицу, повергали городских чиновников в уныние. Казалось, случись в Петербурге землетрясение – даже оно не произвело бы на столичных думцев такого впечатления. Намеченное заседание Городской думы сорвалось. На него явилось всего 35 гласных, причем большинство из них – из партии меньшинства (т. е. «обновленцев»). В рядах же «стародумцев» – представителей партии большинства – господствовала растерянность.
«К нам едет ревизор»
Ближе к вечеру того же дня стала ясной общая картина «землетрясения», прогремевшего 31 января в Петербурге. Согласно официальной информации, в столице началась «сенаторская ревизия гофмейстера Нейдгарта». Готовилась она еще в конце минувшего года, но именно теперь «верхи» нашли удобный повод начать «наступление» на оказавшуюся строптивой петербургскую Городскую думу.
Итак, 20 декабря 1910 года министр юстиции вручил Николаю II доклад, ознакомившись с которым государь император «Высочайше повелеть соизволил»: «Возложить на сенатора, гофмейстера Высочайшего Двора, тайного советника Нейдгарта производство ревизии тех касающихся сооружений мостов, строительных операций как центральных правительственных установлений, так и городских, земских и общественных учреждений, по отношению к которым имеются данные о нарушении закона при производстве сих операций». А 29 января 1911 года министр юстиции предложил Сенату повеление царя «для распубликования». И дело закрутилось…
Дмитрий Борисович Нейдгарт, назначенный ревизором петербургского городского самоуправления, только недавно завершил ревизию Привислинского края (так, напомним, официально именовалась бывшее «Царство Польское»). Как сообщалось в печати, Нейдгарт проявил себя как деятельный ревизор, а его восьмимесячная проверка оправдала доверие, оказанное Столыпиным. «Не подлежит сомнению, – услужливо отмечала «Петербургская газета», еще недавно горой стоявшая за городских деятелей, – что сенатор Нейдгарт и на сей раз докажет свою энергию, результатами которой явятся реальные факты, способные ярким прожектором осветить в глазах столичного населения всю деятельность его опекунов, в лице отцов города».
А вот официальное сообщение о начале ревизии в Петербурге: «Ввиду того что при сенаторской ревизии городского хозяйства Варшавы, в частности же операции по постройке моста через Вислу, получены были, между прочим, указания на злоупотребления по сооружению мостов и в иных местностях Империи, состоялось в декабре минувшего года Высочайшее повеление о возложении на сенатора Нейдгарта производства ревизии казенных, земских, городских и общественных мостостроительных операций в Империи. По окончании подготовительных к настоящей ревизии работ, 31 января текущего года, в самый день опубликования упомянутого Высочайшего повеления, распоряжением сенатора Нейдгарта произведен ряд обысков в городах Петербурге (40 обысков), Варшаве, Гродно, Вильне и Баку».
Кем же был человек, волею царя ставший петербургским ревизором с «самыми широкими полномочиями»? Д.Б. Нейдгарт являлся колоритным государственным деятелем последних десятилетий Российской империи. Родился он в 1861 году, был потомственным дворянином Нижегородской губернии. Род Нейдгартов своими корнями принадлежал к известному дворянскому роду австрийского происхождения.
По отцу Дмитрий Борисович приходился внуком генералу от инфантерии, участнику целого ряда войн (с Наполеоном, Русско-шведской и Русско-турецкой) Александру Ивановичу фон Нейдгарту, являвшегося московским генерал-губернатором и генерал-адъютантом Николая I. По материнской линии Д.Б. Нейдгарт с одной стороны был внуком графа Николая Александровича Зубова, одного из участников убийства Павла I, а с другой, через свою бабку Наталью Александровну, приходился правнуком полководцу Александру Васильевичу Суворову.
Д.Б.
