становится явным. В погоне за скорой и легкой наживой забыта была святость присяги. Лица пользовались своим общественным положением совсем не для общественных целей. Они продавали городские интересы. Раскрылась страшная картина вакханалии, творившейся в учреждениях под городским гербом. Мы накануне самого интересного судебного процесса. Нить преступления сенатор Нейдгарт нашел в Варшаве, а самый клубок – в Петербурге».

В середине марта 1911 года в канцелярию сенаторской ревизии из Варшавы доставили два больших запечатанных ящика. Как говорили, в них – важнейшие документы, добытые при обысках в Варшаве, но имеющие прямое отношение к Петербургу и могущие послужить материалом для обвинения новых лиц. С каждым днем сенатор Нейдгарт расширял область своей проверки. Из мостостроительной сферы она постепенно перерастала в общую ревизию петербургского общественного управления. Газетчики гадали, куда еще будет метать громы и молнии грозный сенатор. Решили, что первым делом, наверное, ревизия может коснуться больничных дел, поскольку в больницах отмечалась систематическая задержка жалованья служащим, а потому речь могла бы пойти об интересных разоблачениях. Многим серьезно грозила уже упоминавшаяся нами 372-я статья уложения о наказаниях.

Впрочем, уже спустя несколько недель после начала ревизии Нейгардт докладывал в Царском Селе лично государю о трех арестах. Под стражу взяли гласных Виктора Дандре и Николая Романова (в те времена на местном уровне депутатской неприкосновенности не существовало), а также городского архитектора Евгения Вейнберга.

Барона Виктора Дандре арестовали накануне 1 марта 1911 года, предъявив обвинения во взяточничестве и вымогательстве. Три дня он проходил свидетелем по делу и подвергался ежедневным допросам, а на третий день во время семичасового допроса был арестован и отправлен в одиночную камеру Дома предварительного заключения. В предъявленных ему обвинениях Дандре не признавался. «Теперь уже окончательно выяснилось, что в деле отдачи подрядов и взяточничестве существовала целая организация, – говорилось в «Петербургской газете». – Вся тяжесть обвинений падает на Дандре».

Арест Дандре наделал большой шум в столице, главным образом из-за его связи со знаменитой балериной Анной Павловой – примой императорского балета, его только взошедшей звездой. Проще говоря, Дандре являлся гражданским мужем Анны Павловой.

В сановном Петербурге считалось правилом хорошего тона покровительствовать балету, лучше – хорошеньким балеринам, а также строить козни против других хорошеньких балерин из «враждебной» партии. А самым большим шиком в мире петербургской аристократии считалось жить с балериной. Балетоманы составляли узкий кружок, своего рода закрытый клуб, и 35-летний Виктор Дандре, потомок древнего эмигрантского французского рода, являлся одним из его виднейших участников. Это был прекрасно образованный красавец и щеголь, знавший не менее десяти языков, хорошо воспитанный, галантный и остроумный. Будучи статским советником, сенатским прокурором, чиновником Городской думы, В. Дандре жил необычайно широко. Одна только его квартира на престижнейшей Итальянской улице обходилась в пять тысяч рублей в год.

Знакомство балерины с бароном устроил балетоман генерал Безобразов. Он много лет покровительствовал молоденьким балеринам и предложил своему приятелю по Английскому клубу, Виктору Дандре, «развлечься с малюткой из балета».

По словам Льва Лурье, новость о том, что барон Дандре, балетоман, красавиц, умница, у которого в содержанках – сама Павлова, арестован за растрату, потрясла Мариинский императорский театр. Мнения «балетных» разделились. Одни говорили: «Наша Анна высосала из Дандре все до капельки, и больше он ей не нужен! Конец деньгам – конец любви! Дандре в тюрьме, а Павлова и в ус не дует: танцует себе в Париже у Дягилева, кружит головы французам. А ведь, говорят, ее показания на процессе могли бы облегчить участь Дандре. У этой женщины просто нет сердца!» Другие возражали: «Да кто она ему, жена, что ли, чтобы, бросив Париж, мчаться утирать слезы? Дура будет Аннет, если приедет!» Третьи верили: «Да нет, Аннушка своего Дандре любит. Вот увидите: скоро примчится!».

Прима императорского балета, петербургская звезда Анна Павлова

Спустя месяц после ареста Дандре посетивший его репортер сообщал: «Он сильно изменился. Похудел, цвет лица болезненный, и вообще общий вид не напоминает той гордой осанки, которой он отличался на первом допросе. Обвиняемый просил, чтобы его отпустили на поруки под залог, но его просьбу не уважили».

Правда, через неделю, 6 апреля, Дандре все-таки выпустили из Дома предварительного заключения под залог в 35 тысяч рублей. В тюрьме ему довелось просидеть 38 дней. «Дандре сильно изменился, – сообщалось в одной из газет. – Появилась седина. Лицо бледное, с характерным отпечатком тюремного режима. За все время в тюрьме арестованный не получил ни одного письма от своих коллег-„стародумцев“. Обвиняемого забыли все, кроме близких родных». Выйдя на свободу, Дандре вскоре отправился в свое имение восстанавливать изрядно потрепанные нервы и здоровье…

Еще одной «жертвой» ревизии стал любимец «стародумцев» – делопроизводитель отдела городских предприятий и особых поручений Петербургской городской управы Н.С. Нелюбов. 14 марта его отстранили от должности, а затем постановлением Нейдгарта возбудили уголовное преследование.

Тучи сгущались и над бывшим председателем Городской думы С.В. Унковским, на него, как стало известно, Нейдгарт стал готовить отдельное досье. Прежде, в 1907 году, С.В. Унковского избрали председателем Городской ревизионной комиссии. На этом посту он ревизовал перестройку старых и возведение новых мостов в рамках проведения трамвайной линии первой очереди. С председательского места в комиссии С.В. Унковский совершил скачок на председательское место в Городской думе (разумеется, от правящей «стародумской» партии), а в 1909 году Дума избрала его своим представителем в совет по делам местного хозяйства по рассмотрению законопроектов по реформе местного самоуправления.

В последний день марта сенаторская ревизия произвела обыск в Министерстве путей сообщения. Кроме того, обыску подверглась квартира делопроизводителя хозяйственного отделения министерства инженер-строителя П.И. Вознесенского.

В начале апреля ревизоры привлекли к ответственности за все то же самое «лихоимство» еще одного деятеля – бывшего члена Городской управы, а затем гласного Городской думы генерала Ивана Петровича Медведева. Против него постановлением Д.Б. Нейдгарта возбудили уголовное преследование.

На «общественную арену» Медведев вступил в 1898 году генерал-майором в отставке. Ему сразу же улыбнулась удача, и он стал членом Городской управы с окладом в 4200 рублей. Под его непосредственное ведение передали 4-е отделение управы (по благоустройству). Однако за десять лет своей работы в сфере благоустройства И.П. Медведев нисколько не повлиял на состояние дел и оставил после себя тяжелое наследство.

В свое время имя Медведева «прославилось» знаменитой «угольной панамой» на газовом заводе, когда обнаружилось, что почти 400 тысяч пудов каменного угля «разнесло ветром» (не хватало угля на сумму 80 тысяч рублей). Отставной генерал тогда являлся председателем приемной комиссии по угольному делу. Дело спустили на тормозах, и И.П. Медведев не понес никакой ответственности. Если бы