подарок был принят или получен прежде, то сверх того же денежного взыскания чиновник подвергался отрешению от должности. Кроме того, такому же взысканию или наказанию и на том же основании подвергался и тот, кто принимал подобного рода подарки через других лиц или же позволял принимать их своей жене, детям, родственникам, домашним или кому-либо еще.

Впрочем, 372-я статья уложения о наказаниях касалась «лихоимцев», то есть тех, кто получал взятки. Что же касается другой стороны этого явления, то к взяткодателям («лиходателям») закон трактовался довольно расплывчато. Не случайно на съезде криминалистов и правоведов, состоявшемся в Петербурге в апреле 1912 года, в числе прочих вопросов рассматривалась и возможность наказания за «лиходательство».

«Вопрос о лиходателях выдвинуло само время, – говорилось в печати. – Последние интендантские процессы и ряд сенаторских ревизий сделали этот вопрос злободневным». По мнению правоведов, в российском законодательстве не было прямого наказания за взяткодательство, и только в уложении от 25 августа 1713 года было указание приравнять «лиходателей» к «лихоимцам» в смысле наказуемости.

И только весной 1912 года Министерство юстиции внесло в Государственную думу специальный законопроект об ответственности «лиходателей», причем под термином «лиходательство» подразумевалось «желание с помощью дара склонить должностное лицо к злоупотреблению служебным долгом».

Как отметил в своем докладе на съезде криминалистов один из его участников, «покушение на „обольщение“ честных чиновников должно наказываться одинаково с „обольщенными“. Закон должен рассматривать лиходательство как соучастие в лихоимстве. И если в России первое прогрессирует наравне со вторым, то только благодаря ненаказуемости лиходательства. От такого положения вещей страдает армия, страдают государственные и общественные интересы. Если взяточничество растет и крепнет, то закон не должен бездействовать, он нуждается в пересмотре и дополнении».

Что ж, прошло без малого сто лет, а проблемы все так же остры и злободневны. Может быть, нынешним борцам с коррупцией поможет исторический опыт дореволюционной России?..

«Невская панама» завершилась в Пскове

Городское управление времен «блистательного Петербурга», к сожалению, безупречной моралью не отличалось – об этом факте нам уже приходилось говорить не раз. Еще одно тому доказательство – нашумевшее дело о «невской панаме», иными словами, о злоупотреблениях при пропуске через невские разводные мосты иностранных и русских торговых судов.

Почему именно «панама»? Это понятие в те времена обозначало крупное мошенничество с подкупом должностных лиц, а само слово возникло в 1889 году, когда раскрылись грандиозные злоупотребления французской компании, созданной для организации работ по прорытию Панамского канала. В начале ХХ века «невская панама» была не единственной в Петербурге: кроме нее были раскрыты «угольная панама» и еще много других злоупотреблений.

Что же до «невской панамы», то в октябре 1910 года на скамье подсудимых оказались бывший помощник контролера Петербургской городской управы Лагевницкий, городские комиссары Кучин и Бурдо, сборщик Федоров и десятник Федотов. Однако дело о «невской панаме» началось еще в мае 1906 года, когда столичный городской голова получил жалобу от городского сборщика Федорова на то, что городской комиссар Кучин, заведовавший сборами с судов, проходивших через разводные части Литейного и Троицкого мостов, уволил его со службы.

В жалобе говорилось, что в навигацию 1905 года Кучин присвоил себе больше двух тысяч рублей, а ему, Федорову, дававшему сведения о числе проходивших судов, платил всего по двадцать копеек с рубля. Заявление Федорова, которым он сам себе вырыл яму, послужило основанием для начала расследования. Оказалось, что в злоупотреблениях по сбору денег в пользу города с судов, проходивших через разводные части невских мостов, принимали участие сам жалобщик и еще несколько человек, севших на скамью подсудимых.

По утвержденным городом тарифам за право прохода с судов «первого рода» взималось 2 руб. 86 коп., «второго рода» – 1 руб. 16 коп., «третьего рода» – 57 коп. Взиманием этого сбора занимался городской комиссар при Городской управе.

Проверка, произведенная на предварительном следствии, дала шокирующие результаты. Выяснилось, что злоупотребления начались еще с 1902 года. Заключались они в том, что деньги с судов взимались, но сами суда не учитывались, то есть деньги шли прямо в карман сборщиков. Таким образом подсудимые присвоили себе за четыре года огромную сумму – почти двадцать тысяч рублей.

Еще одним источником злоупотреблений городских комиссаров стала колка льда на Неве. В течение многих лет они устраивали здесь такие же махинации, как и при пропуске судов.

Дело о «невской панаме» начало рассматриваться в особом присутствии петербургской судебной палаты. Однако в первый же день она вынесла резолюцию: поскольку члены Городской управы являются в этом деле лицами заинтересованными, то дело необходимо отложить и перенести его рассмотрение в другой город, а именно в Псков.

По мнению председателя ревизионной комиссии петербургского городского общественного управления Виктора Дандре, «невская панама» была лишь одним из многочисленных злоупотреблений, царящих в городской власти. За всеми просто не уследишь, посетовал он. А здесь налицо были не просто злоупотребления, но и сговор между городскими комиссарами и чинами речной полиции, в обязанности которых входил контроль за пропуском судов.

Впрочем, праведный гнев барона Дандре вовсе не означал, что сам он не был замешан в коррупции. Спустя всего несколько месяцев, в начале 1911 года, он стал одним из действующих лиц масштабной «сенаторской ревизии Нейдгарта», которой, по приказанию премьер-министра Столыпина, подвергли Городское управление столицы. Дандре обвинили в злоупотреблениях сразу в двух сферах – мостостроительной и трамвайной. Впрочем, об этом вы подробно прочитаете далее…

«Налог» на публичные дома

В мае 1913 года городская власть Петербурга оказалась в очередной раз серьезным образом скомпрометирована. Очагом «лихоимства» оказался врачебно-полицейский комитет, занимавшийся государственным контролем за проституцией в Северной столице. Как оказалось, член-распорядитель комитета Первушин обложил все публичные дома Петербурга и отдельных проституток города личным «налогом», который он весьма аккуратно и настоятельно взыскивал.

Врачебно-полицейский комитет, основанный еще в 1843 году, действовал при Министерстве внутренних дел. Он занимался государственным надзором за «развратом» в столице. Основную массу проституток сосредоточивали в «домах терпимости». Открывать их могли лишь женщины, причем в возрасте от 35 до 60 лет. Хозяйкам в обязанность вменялись контроль за чистотой помещения, организация медицинского освидетельствования проституток, ведение документации.

Всем зарегистрированным проституткам выдавался знаменитый «желтый билет» – бланк вместо паспорта. Строго регламентировались и правила поведения обитательниц публичного дома. Девицам предписывалось более двух «вместе на улице не появляться, причем одеты они должны были быть скромно». Находясь вне заведения, проститутки должны были «употреблять в возможно меньших количествах белила и румяна, равно пахучие помады, масла и духи». Женщинам легкого поведения запрещалось прогуливаться в Пассаже, на Невском, Литейном, Владимирском, Вознесенском проспектах, на Большой и Малой Морских улицах. Четко определялся и порядок организации