Ничего — еще будет шанс. У них дома. Она за дорогу наберется смелости и тогда… Если, конечно, наберется. Если встанет и выдохнет. Соня вышла в прихожую и поймала себя на мысле, что расшнуровывает ботинки — идиотка! Завязала шнурки обратно и схватилась за куртку, застегнулась, а шапку так вообще натянула совсем на глаза. Раз она для него страшная, будет ещё хуже!

Роман действительно собрался за минуту и куртку надел, не застегивая. Ну и правильно, ведь все равно снимет в машине. Закинул на плечо спортивную сумку и сказал Соне взять верхнюю коробку, потому что та сама легкая. Себе соорудил пирамидку из трех, но только перенес через порог и тут же составил к стенке, чтобы закрыть дверь на все замки.

— Она все тебе оставила? — хотела спросить Соня еще в прихожей, но набралась смелости только на лестнице.

— Ну, все, что я дарил ей последние два года. Три года мы с ней просто встречались. Стали вместе жить, только когда я диплом получил, ну и когда Женька согласилась круглогодично жить на даче.

— А зачем ты покупал то, что она не носила?

— Да черт меня разберет… Ну принято делать подарки, я и делал… Верил, наверное, что когда-нибудь попаду в яблочко. Собственно, вещей довольно много… Ну, она много сама чего покупала… Просто теперь они ей не по статусу, вот она все и оставила. Она только зубную щетку забрала и себя. Собственно, чего же больше! К вещам точно не надо привязываться. Давай, спускайся. Только под ноги смотри.

Он тоже смотрел, не оступился ни разу. Даже когда им навстречу попалась какая-то женщина и спросила:

— Съезжаешь, что ли?

— Нет, это подарки для друзей. Новый год…

Подарки — не нужны ей такие подарки. Соня смотрела под ноги, считала ступеньки и думала, что Савин в любом случае не правильный выбор. Ну, как в басне про лисицу и виноград, не ее поля ягодка. Он до Агаты не дотягивал, а она — до него никогда не дотянется, даже если на носочки привстанет. Он на нее не посмотрит, даже если она на руках перед ним ходить будет.

— Пристегивайся, — залез он в машину, соскладировав коробки на заднем сиденье и увенчав их своей сумкой. — А у тебя-то еда дома есть? Может, в магазин надо заехать?

— У меня все есть.

— Везёт тебе… — завел он машину с улыбкой, а она окончательно перестала улыбаться.

Так и просидела молча всю дорогу — бессвязные ответы за разговор Соня не считала. На него не смотрела. Страшно было, что Роман отведет взгляд от дороги и заметит ее подглядывание, еще и спросит, почему она на него смотрит. А действительно, почему? Потому что нравится или просто любопытно сравнить свои ощущения от лицезрения лица с бородой и без бороды. Вместе с пушком с его лица ушло года три, не меньше.

Действительно ведь Роман Санин ей очень молодым на официальной фотографии показался, а тут взял и оказался таким на самом деле: к безбородому лицу больше подходили приколы, которые он раздавал налево-направо, как тумаки зевакам. А кто она есть, если не случайная зазевавшаяся прохожая? Вот и проходи мимо, на чужой каравай рот не разевай и не зевай. Если спрашивают, отвечай — чтобы не подумал, что она в мыслях не с ним, а на седьмом небе от счастья.

— У вас тут встать где-то вообще можно?

— Ну…

Ответить на этот вопрос быстро не получилось. Она всегда чертыхалась, протискиваясь между машинами с Тихоном. Сколько раз потом приходилось застирывать куртку, а одну она даже умудрилась порвать, и пришлось приутюживать заплатку-картинку за неимением возможности купить на завтра новую. Хорошо, что Роман не явился в прошлом году — вот стыдуха была бы!

— Понял, — не дождался он ответа. — Вот сюда влезу.

— Не влезешь!

— Не доверяешь мне, что ли?

— Тут места нет.

— На машине камеры, у них лучше глазомер, чем у тебя. И вообще меня отец учил водить без всех современных прибамбасов, еще и на механике. На старой раздолбанной машине.

— Зачем?

— Ну, никогда не знаешь, какие навыки в жизни пригодятся. Надейся на лучшее, готовься к худшему. Так и в отношениях, наверное. Говорят же, нашел работу, обновляй сразу резюме. Наверное, нашел девушку, ищи следующую. Может, так правильно?

Какой ответ он ждет?

— Вот она и нашла, — выдавила из себя Соня.

Больно ему? Так ей от его вопросов и взглядов еще больнее.

— Я и говорю, что я — дурак.

— Неужели не видел, что она с другим встречается?

— А думаешь, можно легко понять, ходит твой подчиненный на другие собеседования, когда берет больничный или опаздывает на работу, или нет? Тут либо всех подозреваешь, либо всем доверяешь. Невозможно в постоянном напряжении жить. Нафиг такие отношения… Думаешь, кого-то можно удержать силой или ответственностью? — говорил Роман, крутя руль и смотря попеременно на экран камеры и в боковые зеркала. — Твой отец попытался удержать бабу ребенком и в итоге сделал несчастными сразу троих человек. Или даже четверых. Кто его знает, как там твоей матери живется в новой жизни без вас.

— Ей живется хорошо, — отрезала Соня. — Было б плохо, вернулась бы.

— Ну… А пустили бы ее обратно?

— Не сомневаюсь.

— А простили бы?

— Я — нет. Отец — да. Я в этом уверена. И Тихон бы простил. Хотя ему прощать нечего. Он ее не помнит, а так… Он ко всем ластится.

— Это сейчас в мой огород камень? — выключил Роман зажигание.

— Нет. Просто… Он маленький. Он не понимает, что есть вещи, которые прощать нельзя. И если мать вернется, и отец ее пустит обратно, я уйду.

— Куда?

— Не знаю.

— Ты уж не уходи просто так. Позвони…

Она не улыбалась, но губы не успела сжать после последней реплики, и сейчас замерла и окаменела.

— Ну что такая серьезная? Мы же обещали о серьезном не говорить, — усмехнулся Роман слишком громко для салона автомобиля.

— Когда это мы о таком договаривались?

— Ну… Раз не договаривались, давай договоримся. Сделаем вид, что у нас все хорошо. Ну — уговор?

И он протянул руку. Она ее пожала — без проблем, ее рука в перчатке, его кожу она