все равно не почувствовала. Только силу куповожатия — никакой нежности, она для него такой же Тихон, только с длинными волосами. И они сейчас наэлектризованные прилипли к железному ободу двери. Пришлось собирать их в кулак, как и всю волю — будет улыбаться, ему на зло будет.

— Эй, красотка! Может, свою коробочку возьмешь?

А она уже сделала три шага от машины, доставая на ходу из сумки связку ключей.

— Извини… — вытащила она ключи, но улыбку в сумке не нашла.

Обращение покоробило — не считает он ее красивой. Считал бы, вел себя совсем иначе.

Она взяла коробку, прижала у двери ногой и открыла замок. Придерживать тяжелую железную дверь пришлось самой — Роман прошел мимо прямо к лифту. У них он работал — чем-то их дом лучше его дома. За квартиру, конечно, было жутко стыдно. Но гость и не задержится — поставит коробки и поедет к маме. Только бы соседей не встретить, только бы… Папе им сказать нечего, но подумать о ней смогут многое…

Руки дрожали, замок не поддавался, и Роман прижал коробки к стене. Может, они и не тяжелые, но большие, полностью обзор закрывают, хотя смотреть сейчас ему не на что: только если на железный номер на двери, на кнопку звонка или неровную полоску на стене, по которой соединялась белая и зеленая краски. На ту, что пыталась открыть для него дверь, он не смотрел в любом случае. Только в квартире посмотрел, и под его взглядом Соня не решилась расстегнуть куртку — испугалась сломать молнию.

— Тебе чего-нибудь надо? — спросила не она-хозяйка, а он — даже не гость.

— С чего ты решил? — передернула Соня плечами.

— Я просто спросил. Иди посмотри в холодильнике. Может, что-нибудь купить надо?

— Если что-то надо, сама куплю, — огрызнулась она.

— Зачем лишний раз одной в позднотищу ходить. Тебя отец с работы хоть встречает?

— Иногда.

— Почему не всегда?

— Всегда.

— И где ты врешь?

— А тебе какое вообще дело? — огрызнулась Соня сильнее.

— Я просто спросил. Что ты на меня кидаешься! Посмотри в холодильнике. Может, выкинуть чего надо. Давай хоть мусор вынесу…

— Я сама могу!

— Вот же заладила! Зачем тебе на лестницу выходить, когда я уже иду туда?

— Торт выкинуть надо!

Хотела обидеть — ну, хоть немного, но Роман все равно не перестал улыбаться.

— Ну вот… Завтра новый купим. Ты присмотри какой-нибудь вкусный на работе.

— И цветы… Выкинуть, — цедила Соня сквозь стиснутые зубы.

— Выкидывай… Ты уже два мешка мусора мысленно насобирала. Давай, я жду, у меня две руки свободны…

— А зачем ты свою сумку вынул из машины?

Соня ее только сейчас на нем заметила. Да и он, кажется, тоже не обратил внимание на то, что что-то оттягивает плечо — наверное, ничего тяжелого не положил.

— Не знаю… Наверное, потому что сверху на коробках лежала. Хорошо, что не снял, а так бы забыл… Ну, иди цветы проверяй…

Она сорвалась с места. В куртке, в ботинках, даже в шапке и перчатках — ну а как иначе брать розы, голыми руками, что ли? Откинула со стола покрывало — стоят, точно замороженные. Нет, тепло в доме. Точно завороженные — иначе, почему в темноте не завяли?

— Их не надо выкидывать, — вышла она с вазой в коридор. — Сегодня.

— Тогда неси торт.

Он стоял у двери в небрежной позе, сумка на плече болталась, точно шарф. Соне захотелось швырнуть розы в эту довольную рожу — пусть поплачет. Но через секунду совесть застыдила ее за агрессивные мысли: ну за что его так? Что плохого он тебе сделал, Сонечка? Только хорошее же ведь… А что не замечает в тебе девушку, так это не его, а твоя вина — нет в тебе девушки, а только мать-одиночка, как он и сказал. А зачем ему баба с прицепом, как говорят люди… Умные. Они верно ее на улице дурой называют.

Стала немного умной, отнесла вазу на кухонный стол. Открыла холодильник, достала коробку с тортом. Хотела проверить его состояние, но сразу услышала за спиной:

— Не надо. Так крем. Принести новый?

Он стоял теперь в дверях кухни в той же позе.

— Не надо.

Она вытащила одной рукой ведро и сумела впихнуть в пакет всю коробку. Роман протянул руку.

— Давай я сама вынесу, чтобы ты руки не пачкал. У нас их мыть негде. Да и тебе возвращаться, — выговаривала она ему в лицо свою затаенную обиду. — Я сама…

Но он вырвал из ее рук мешок.

— Ну и вернусь. Что такого? Тапки есть. Чаем не напоишь, что ли? Жалко?

— Тебя мама ждет.

— Да не ждет меня никто.

Он отвернулся, поставил в дверях коробку, чтобы не захлопнулась. Соня стояла в коридоре и слушала грохот проваливающегося в мусоропровод тяжелого пакета. Или это ее тяжелое сердце в пятки провалилось. Или только в живот — и его сейчас крутит с такой силой, что хочется согнуться пополам и разреветься.

— Соня, ты чего?

Роман отодвинул ногой коробку, и дверь захлопнулась. Соня пожала плечами.

— Да так… Ничего. Просто страшно… — сказала правду и тут же придумала себе оправдание. — Никогда одна не ночевала…

— Серьезно, что ли? В плане, страшно?

Она снова пожала плечами.

— Страшные сказки Тишке на ночь читаешь? — подсказал Роман ответ.

Она снова пожала плечами. В куртке сделать это было тяжело, очень тяжело, как и не отводить от лица Романа глаз. На его плече нет сумки. Скинул, а она и не заметила.

— Остаться? — не дождался он ответа словами.

— Тебя мама ждет.

— Сонь, да все нормально. Я тебя утром в магазин заброшу и поеду к своим. День с ними перекантуюсь. Узнаю, что Женьке привезти надо и вышлю тебе список. У вас есть сервис по сбору клиентских заказов?

— Нет…

— Жалко. Придется за полчаса до закрытия приехать. Сделаю вид, что мы не знакомы, если тебе стыдно.

— А тебе не стыдно?

— Быть знакомым с тобой? Может, мне повезло… Ну ладно, улыбнись. И отойди от двери — я уже умею вашей раковиной пользоваться.

Дверь он не закрыл. Она смотрела ему в спину, но видела в зеркале лицо, и он тоже ее видел.

— Соня,