Особенно осведомленные люди говорили, что в начале, эти страшные постели были сделаны Дамастом для того, чтобы удовлетворять его мерзкую похоть. Он не приглашал в свой дом одних мужчин, а зазывал только пары женщина — мужчина или двух женщин. Как только пара после обильного ужина ложилась спать, постели их сковывали, и они становились беспомощны, как младенцы. Дамаст включал механизм, который убивал мужчину, отрубив ему голову или растянув позвоночник. Затем он несколько дней и ночей насиловал женщину, пока не пресыщался, после чего и ее убивал на одной из кроватей, чтобы не оставались свидетели его преступлений.

Однако нашлись и такие, которые уверяли Тесея, что все рассказы о злодействах Прокруста — это чистые выдумки лжецов и завистников, ведь тот сильно разбогател, изготовляя и продавая чудесные кровати, за которыми приезжали со всего Пелопоннеса, и из Аттики, из Этолии, и из других полисов великой Эллады. Он, якобы, изготовил даже несколько кроватей для скиптроносцев, питомцев Зевеса потому, что они считали, что в кроватях Дамаста сон особенно крепок и сладок.

Одна не молодая уж женщина так Тесею сказала:

— Я хорошо знаю Дамаста и дома у него бывала не раз и даже перед заказом у него двух кроватей, полежала на образцах кроватей в его доме, для их проверки, ведь очень они дорогие. Человек он трудолюбивый и плотник искусный. Слухи о его преступлениях жутких хорошо мне известны, ведь ходят они здесь повсюду, но ни одного свидетеля нет. Это все черная зависть. Я ненавижу Зависть — эту высохшую изможденную старуху, которая ест сердце, вырванное из собственной груди и свои внутренности. Не милы ей достиженья людские и, видя их, она страдает и чахнет, мучит других, и сама одновременно мучается. Зависть особенно часто порождает вражду между соседями, и они начинают распространять всякую ложь друг о друге, которую тут же подхватывает Молва. Слава худая быстро приходит, и потом избавиться от нее почти невозможно. И сама не исчезнет бесследно Молва, ведь она, как и Зависть, тоже богиня… Впрочем, иногда мне кажется, что Дамаст сам первый придумал страшную историю о своих преступлениях, чтобы о нем слава по всей Элладе пошла, и к нему люди стали бы со всех концов приезжать и кровати заказывать.

Тесей узнал, где находится дом Прокруста и решительно к нему устремился, хотя в мыслях своих еще колебался:

— Несмотря на то, что живых свидетелей злодейств Прокруста не оставалось, дыма без огня не бывает. Вездесущая молва все видит, что в небе творится, на море и на земле, — все в мире ей вечно надобно вызнать. И мне следует соблюдать особую осторожность, ведь Прокруст, как говорят, еще и очень коварный. Дело мне предстоит необычное. И, если все правда, то пригласит ли он меня, ведь я не дева в первом цвету и не полногрудая женщина…Все надо прежде разузнать хорошенько и, если Прокруст окажется злодеем, надо его на его же кровати жизни лишить, чтоб люди меня называли обязательно справедливым героем, ведь справедливость и бессмертным богам милее всего из всех добродетелей.

Тесея никто не поджидал у дороги, на обочине которой стоял дом Прокруста и ему пришлось постучать в высокие крепкие ворота. Вскоре ему открыл благообразного вида мужчина лет сорока или чуть более. Прокруст не выглядел силачом, он был одинакового роста с Тесеем. Юноша сказал, что очень устал с дороги и просит пристанище на одну ночь и готов за это хорошо заплатить. Хозяин сморщил один глаз, как будто что-то прикидывая, а вторым глазом косился на меч и палицу, висевшие на поясе героя. Тогда Тесей, скромно потупив глаза, словно стыдливая девушка, добавил:

— Я недавно круглым стал сиротой и иду к дальнему родственнику в Афины, которого никогда не видел, и он меня тоже не видел и, возможно, не знает даже о моем существовании и потому неизвестно еще, как меня примет.

Тесей давно догадывался, а теперь ясно понял, что Прокруст не всех в свой дом приглашает и решил его раззадорить своим одиночеством и видом юным и по-женски стыдливым. Хозяин дома попался на удочку Тесея и, навесив на рот приветливую улыбку, с притворным радушием его в дом пригласил.

82. Тесей пирует с Прокрустом

В небольшом, но красиво отделанном полированными пластинами дуба, зале, уже накрытом для пира, Прокруст, окидывая Тесея оценивающим, словно девушку, взглядом, сказал более, чем радушно:

— Возрадуйся, гость дорогой. Меня люди Дамастом зовут, что значит Одолевающий, ведь я стараюсь одолевать зло, которого в нашей мало радостной жизни так еще встречается много. Соседи иногда Прокрустом так же меня именуют, что значит Растягивающий — это потому, что они считают, что я люблю растягивать всякое удовольствие, например, пировать или заниматься любовью, которой нет ничего в жизни прекрасней.

Прокруст опять окинул гостя и, особенно, его оружие недоверчивым взглядом и, как будто успокоившись, нарочно небрежным голосом продолжил:

— Так, что меч и дубинку свою при входе в зал, где мы будем с тобой пировать, можешь оставить, ведь не угрожает тебе здесь никакая опасность. Самому Зевсу-Гостеприимцу всякий странник угоден, и он, как охраняющий чужеземцев Ксений всячески его защищает.

Тесея не ввели в заблуждение все эти изощренно лживые речи, он, все время думая об осторожности, решил не рисковать и, сделав глупое лицо, сначала вытянул, как ребенок, свои тонкие губы, а потом открыл их и ответил голосом самым правдивым:

— Прости, хозяин, меня, дорогой. Палицу я сниму, а меч — никак не могу. Дело в том, что меня до сих пор друзья часто за девушку принимали, наверное, за мою нежную внешность и уступчивый, мягкий характер. Насмешки их меня обижали, и я дал зарок — меч никогда не снимать, чтобы характер воспитывать и мужественным всем казаться.

— Что ж, гость дорогой, делай, как знаешь. А сейчас пищи моей, прошу тебя вкусить и вина медосладкого также из полной чаши отведать! А после того, как жажду этим терпким Критским вином утолишь и голод пищей насытишь, я спрошу у тебя — что за юноша ты такой еще молодой и один по нашим небезопасным дорогам бесстрашно шагаешь? По одежде твоей и рукоятке меча, на которой герб виднеется чей-то, вижу я, что род ты, конечно, ведешь от питомцев Зевса царей, которых он возвеличил блещущей славой. Селяне или ремесленники