– Сеньор Иоахим Магалиао, я плачу тебе все свои долги зараз!

Затем рукуйен поднялся и, притащив за ноги труп к обрыву, швырнул его в реку, где мертвое тело поплыло вслед за другими телами утопленников, чтобы исчезнуть в водовороте кашуэры.

– Все кончено, – тоном философа произнес пустынник, – теперь не осталось ни одного человека от милой шайки, с которой мы имели дело. Жаль, что не удалось уничтожить ее раньше! Это избавило бы нас от многих хлопот.

Жан осмелился обратиться к пустыннику с просьбой:

– Милостивый государь, – сказал он, – вон там, на другом берегу, осталось тело славного малого, который был нам товарищем и верным другом около месяца. Эти разбойники убили его. Можем ли мы надеяться, что вы дадите нам средство предать погребению прах этого доброго человека?

– Разумеется, милое дитя, – отвечал растроганный философ. – Я сам отправлюсь отдать последний долг вашему другу, и притом немедленно.

Они вернулись вместе в крепость, где были сделаны необходимые распоряжения для доставки на остров бренных останков бедняги Каванту. Он вполне заслужил честь быть погребенным на кладбище здешней колонии.

По окончании погребальной церемонии таинственный благодетель отвел детей в сторону и сказал:

– Меня зовут Пьер Ленуар. Вот уже десять лет, как я покинул Францию, чувствуя потребность жить на свободе, под открытым небом, что было всегда предметом моих мечтаний. Я покажу вам свои владения, и если только вы пожелаете, то можете поселиться у меня, чтобы вести тот же образ свободной жизни.

– Увы! – со вздохом отвечала Жанна. – Мы не можем дольше пользоваться благодеянием, за которое не в силах заплатить. Затем вы, конечно, не обидитесь, если я откровенно скажу, что нас влечет отсюда в более цивилизованные страны. Мы жаждем поскорее узнать, что сталось с нашим дорогим и добрейшим отцом; если он остался в живых, то горюет о нас так же, как мы горюем о нем.

– Это чувство слишком естественно и делает вам честь, мои бедные дети. Я не только не стану удерживать вас, но даже помогу вам со всей охотой отыскать горячо любимого отца. Мы возобновим наш разговор за столом во время завтрака, а теперь пройдемтесь по острову, чтобы запастись немного аппетитом.

Тут восхищенные молодые люди сели в изящный шарабан, запряженный великолепной нормандской лошадью, породу которых Пьер Ленуар старался акклиматизировать в своих восхитительных владениях. Экипаж покатился по прекрасному шоссе между плантаций, веселивших взор, полей, засеянных рисом и даже пшеницей. Возвышенное положение острова над рекой, его почва, поднимавшаяся пологим скатом, давали ему возможность пользоваться выгодами различных климатов. На самой западной оконечности возвышалась даже маленькая горка, скорее холм в три тысячи метров над уровнем моря; на его склонах можно было наслаждаться самой приятной температурой умеренного пояса.

– Я не успел пока осуществить всего, что задумал, – сказал Пьер Ленуар, – но с Божьей помощью надеюсь обратить свой остров в такой уголок, который не уступит самым живописным уединенным местечкам старой Европы.

И он показал молодым людям две мельницы водяных и две ветряных, механическую лесопильню, образцовую пекарню, где пекли хлеб из пшеницы, риса и маньока, фабрику консервов, целую ферму со всеми новейшими приспособлениями и улучшениями современного сельского хозяйства. Впрочем, здесь почти повсюду действовало электричество, еще так мало известное здесь до сих пор, давая человеческому гению неизмеримую силу, великодушно отданную природой в его распоряжение.

Все трое во время этого осмотра запаслись аппетитом, как того желал Ленуар. Оставалось только вернуться в крепость, где обильный завтрак ожидал проголодавшуюся молодежь. Однако это пока не входило в расчеты философа, умевшего так хорошо разнообразить сюрпризы и удовольствия своих гостей.

Оставив экипаж на ферме, он провел их к маленькому рукаву реки – настоящему каналу, вырытому человеческими руками для личного пользования обитателей острова. Изящная яхта, приводимая в действие электричеством, колыхалась на голубых, прозрачных водах. Гости Пьера Ленуара вошли на нее и менее чем через четверть часа перенеслись к каменному дебаркадеру, похожему на те гаты со ступеньками, которые в Бенаресе и по всему течению больших рек Индостана позволяют пассажирам сходить прямо с палубы парохода на набережную какой-нибудь виллы или города.

Когда все сели за стол, философ обратился к молодым людям:

– Дети мои, – начал он, – я сказал вам мое имя, но пока не знаю еще ваших.

Тут Жан назвал свою фамилию, формально представил свою сестру и рассказал всю драматическую историю кораблекрушения, своего пятимесячного пребывания на разрушенном пароходе «Сен-Жак», историю вынесенных страданий и лишений, усилий, увенчавшихся успехом, и всех дальнейших похождений, потребовавших такого напряжения воли.

Хозяин видимо волновался, слушая этот рассказ, и даже обнаруживал некоторое нетерпение. Когда же молодой человек кончил, Пьер Ленуар отодвинулся от стола и поспешно встал.

– Жан Риво! Жанна Риво! Сын и дочь моего лучшего, нет, моего единственного друга! Ах, дайте мне обнять вас, милые дети!

Он протянул к ним руки и несколько раз прижал их к своей широкой, благородной груди.

– Но как это я не догадался с первого раза, кто вы такие? Ведь мне была отчасти известна ваша история, мои бедные дети, по крайней мере все то, что касалось кораблекрушения, и я спешу вас поскорее обрадовать: ваш отец жив.

– Наш отец жив! – воскликнули в один голос брат с сестрой в порыве безумной радости.

– Да, жив, живехонек, слава Богу! От него-то я и знаю все эти подробности.

– От него? – проговорил пораженный юноша.

Пьер Ленуар улыбнулся.

– Да. Это вас удивляет? Вы сейчас поймете. Ваш отец приезжал ко мне с месяц тому назад и пробыл здесь целую неделю. Но горе не давало ему покоя. Он вернулся в Пару в надежде получить там ответы на телеграммы, разосланные им во все стороны: в Бразилию, в Ла-Плату, в Джорджтаун, в Кайенну.

– Но каким образом мой отец мог приехать сюда? От кого он узнал о вашем местопребывании?

– От меня самого, – отвечал Пьер Ленуар.

И он повел детей к залу, где помещался весьма остроумный телефонный аппарат его изобретения. Взяв акустические трубки, висевшие возле, хозяин подал их Жанне.

– Через минуту, моя дорогая малютка, – сказал он, – вы будете в состоянии разговаривать сами с вашим отцом. Этот телефон соединяет меня с Парой в шестистах километрах отсюда. Впрочем, это моя единственная связь с цивилизованным миром.

Он подал сигнальный звонок. Не прошло и десяти минут, как сообщение было установлено. К аппарату в Паре пригласили доктора Риво, и француз, обезумев от радости, услышал собственными ушами такую неожиданную речь: «Отец, дорогой, любимый