парусом вперед, отделилось от скалы и понеслось по течению до гребня пропасти, где покачалось с минуту, прежде чем скатиться в бездну. Видя, что молодые господа покидают лодку, трое ягуаров одним прыжком бросились на скалу. Но тут, очевидно, они не могли любоваться пейзажем, в центре которого находились.

Трое животных поспешили взобраться на самую вершину каменной глыбы и прижимались там один к другому, не смея двинуться; их красивые, гибкие тела подергивались нервной дрожью перед этой кипящей водой, которая опоясывала пенистым шарфом ужасный утес, служивший им подножием. И глухие вопли, отчаянное мяуканье вырывались из бронзовой груди зверьков.

– Спасите их, милостивый государь, – стала просить Жанна храброго и великодушного человека, вырвавшего несчастных пловцов из когтей смерти за минуту до неизбежной гибели.

– Их спасут, – отвечал тот ворчливым басом.

Он приблизился к самой скале. Металлические лыжи велоскафа коснулись гранитной стены, и вся группа скрылась за выступом громадного утеса от глаз врагов.

Тогда незнакомец качнулся на своем седле и, протянув руку, осторожно взял за шею одного из молодых тигров, чтобы поставить его на перекладины судна спереди. Второго он поставил сзади. Что же касается третьего, Бархата, то он посадил его верхом на свои плечи титана.

Все это проделывалось с силой геркулеса и легкостью фокусника. Затем со своим грузом животных и людей этот действительно необыкновенный человек повернул обратно к берегу, стараясь держаться как можно дальше от посягательств бандитов.

Но Магалиао со своей шайкой были очевидцами чудесного спасения. Злодеи, конечно, не могли равнодушно смотреть на это зрелище и хладнокровно присутствовать при развязке драмы, отнимавшей у них возможность отомстить.

Крики яростного гнева, брань, проклятия раздались над рекой и преследовали беглецов с их избавителем, вызывая звонкое эхо на широком просторе Мараньона и его улыбающихся берегов.

Мошенники не ограничились, впрочем, одной бранью. Как только они поняли, что четыре жертвы ускользнули от них, они пришли в страшное бешенство, предаваясь самым безумным и смешным порывам злобы.

Бандиты выстрелили по беглецам. Но, к счастью, расстояние было слишком велико, в особенности для их плохих ружей недальнего боя. Впрочем, выстрелы были настолько метки, что если бы не это обстоятельство, беглецам несдобровать бы от их залпа.

Две пули, действительно, ударили рикошетом в скалы буруна и, отскочив от них, пропали в белой пене. Магалиао и его сообщники окончательно потеряли голову из-за неудачи своего предприятия. Не советуясь между собой и не сговариваясь, они снова схватили весла и налегли на них, направляясь к берегу острова, посреди которого кокетливое белое здание указывало им на присутствие одного или нескольких обитателей.

Однако то, что они увидели тут, заставило их, должно быть, призадуматься, потому что мошенники переменили фронт и, быстро повернув обратно, пустились наутек что было сил. Между тем им пришлось порядочно поработать, чтобы преодолеть противодействие реки и опасное течение, которое чуть было не подхватило их, чтобы подвергнуть злодеев той же участи, которой так счастливо избегли за минуту перед тем Жан с сестрой и индианка с сыном.

XVI. Благодетель-отшельник

Тем временем странный избавитель направил свое судно с грузом спасенных к небольшой песчаной отмели, где велоскаф плыл по мелкой воде не более двух футов глубины. Впрочем, он по своей крайней легкости мог подвигаться еще и при меньшей глубине. Состоя главным образом из двух металлических цилиндров, концы которых соединялись между собой остряками, образующими нос и корму – форштевень и ахтерштевень, выражаясь техническим языком, – он двигался при помощи колеса с лопастями, приводимого в действие двойной педалью, подобно двухколесному велосипеду, вошедшему в такую славу в современном спорте. Двух легких цепочек, прикрепленных с одной стороны к полукруглому рулю, а с другой – к тальрепам брейд-вымпела, было достаточно для управления этим судном, настолько же прочным, насколько и легким.

– Слезайте все! – крикнул хозяин велоскафа добродушным тоном, который напомнил молодым французам голос бедняги Каванту, убитого там, на другом берегу, отвратительными мошенниками, чуть не погубившими их самих, и в то же время дал им понять, что в лице своего спасителя они также встретили соотечественника.

Все сошли на отмель, где вода доходила им до колен. Но что значила эта ножная ванна в сравнении с той, которую принял спасенный экипаж погибшей барки, совершенно против желания, в ледяном водовороте кашуэры!

Едва они успели выбраться на берег, как Жан Риво бросился к своему благодетелю.

– Как нам благодарить вас, милостивый государь, за свое неожиданное спасение! – в порыве горячей признательности воскликнул молодой человек.

Незнакомец обернулся и отвечал с напускною суровостью:

– Оставьте ваши излияния до более удобного времени. Теперь для вас важнее всего обсушиться и переменить белье, в чем вы, на мой взгляд, сильно нуждаетесь. Итак, пожалуйста, без фраз! Не будем мешкать.

Озябшие, дрожа всем телом, четверо товарищей по несчастью последовали за хозяином, который делал большие шаги. По мере того как они подвигались вперед, перед ними при свете утра развертывалась во всех подробностях феерическая панорама.

По-видимому, беглецы попали на остров в самой узкой его части, которая вытягивалась подобно морде каймана между тихих вод. Берег, где они сошли, очень низкий по краям, постепенно поднимался до такого уровня, куда не могло достичь самое высокое половодье. Купы чудных деревьев отбрасывали тут свою благодетельную тень, дававшую прохладу в часы самого жестокого зноя: но судя по заботливости, с какой они были сгруппированы по однородным семействам, и по тому пониманию культуры, которое сказывалось в разделении земельных участков: здесь – на тучные пастбища, там – на фруктовые и цветочные сады чудной красоты, – легко было угадать, что искусная и настойчивая воля, умевшая воспользоваться всеми ресурсами знания и усовершенствованиями промышленности, вырвала из дикого запустения первобытного леса и обратила в легендарный эдем прародителей этот счастливый уголок земли.

Действительно, чудный остров, вероятно, служил восхитительным жилищем одному или нескольким семействам поселенцев, а человек, так великодушно спасший беглецов с «Сен-Жака», конечно, был главой одного из этих семейств.

Такие мысли теснились в голове Жана Риво, пока он шел в сопровождении сестры и обоих индейцев за своим проводником по усыпанным песком и опрятно содержащимся дорожкам, сменившим здесь неровные тропинки саванны.

Они подвигались таким образом около четверти часа, направляясь к подобию мирадора, возвышавшегося на зеленеющем холме, где сочная трава, подстриженная и расчесанная граблями, соперничала с бархатным газоном самых щеголеватых садов в европейских столицах.

Но восхищение Жана и его сестры не знало пределов, когда, достигнув подножия мирадора, они увидели, что стоят перед настоящей крепостью, построенной по всем правилам современной стратегии и фортификации. Трава, нежностью которой любовались путешественники издали, покрывала