* * *

Никакое перо не в состоянии описать, в каком нетерпении прошли три последующих дня. Беспрерывное волнение, настоящая лихорадка томили как юных гостей на острове, так и исхудавшего, усталого путешественника, который спешил на пароходе, нанятом с этой целью в большом новом городе на бразильских берегах.

И каков был восторг отца и детей, когда они осыпали друг друга поцелуями и двадцать раз прижимали к своему трепещущему сердцу!

Доктор Риво хотел все видеть, все узнать. Ему пришлось подробно рассказывать все происшествия ужасной драмы, последний акт которой разыгрался здесь, на берегах гостеприимного острова.

Несколько дней спустя великодушным философом был снова поднят вопрос о возвращении его гостей в Европу или об окончательном поселении по соседству; эта мысль становилась все более привлекательной для бедных скитальцев, сумевших оценить дружбу пустынника. Тогда доктор Риво, подшучивая над своим другом, сказал:

– Дорогой Пьер, я очень благодарен тебе, что ты уговариваешь нас остаться. Нет ничего невозможного в том, что мы скоро приедем «пожить робинзонами» вместе с тобой. Жан и Жанна приобрели уже к этому навык. Но хотя им было очень удобно на «Сен-Жаке», тамошняя жизнь все-таки не может выдержать сравнения со здешней.

– Разумеется, дорогой папа! – воскликнула Жанна, обнимая своего отца. – Ведь господин Ленуар и художник, и ученый. Он разыгрывает Робинзона как следует, то есть превосходно. Только…

– Только… что? – со смехом спросил Пьер Ленуар.

– Только, мой дорогой друг, – прибавила Жанна, – мне кажется, что вы… вы у нас последний Робинзон XIX века[2].

Г. Хайнс. В южных морях

Глава I. Прощай, «Попутчик»

– Хорошо, но что же ты намерен делать дальше? – спросил меня Джо, сидя со мной в уютном погребке на окраине города.

Увы! Этот вопрос я задавал сам себе много раз в течение сегодняшнего дня и не мог найти на него подходящего ответа. В школе я едва выучился читать, писать и считать, дальнейшее же образование мне дала улица. Моей обычной постелью была голая земля; с ранних лет мне пришлось узнать, что такое голод; я получил пинков за всю свою жизнь значительно больше, чем перебывало пенсов в моем кармане. И вдруг совершенно неожиданно колесо фортуны повернулось: в настоящий момент я, совсем еще мальчишка, хотя рослый и здоровый, был прилично одет и имел до 120 фунтов. Эти деньги, честно заработанные и аккуратно свернутые, покоились в моем боковом кармане.

– Ну и что же ты намерен делать? – повторил свой вопрос Джо.

– А что ты сделал со своими деньгами? – спросил я.

– Мои деньги лежат в банке. Советую тебе поступить так же, а затем отправиться вместе со мной.

Хотя море и сильно влекло меня, но мне мало улыбалось быть юнгой на судне, а потому я отрицательно потряс головой. Джо яростно набросился сначала на яичницу, поглощая ее с неимоверной быстротой, а затем снова на меня.

– Но ведь должен же ты в конце концов чем-нибудь заняться! Ведь твоих денег не надолго хватит.

Джо был глубоко прав. Несмотря на всю мою расчетливость, деньги быстро таяли, а я не имел никакого желания вновь возвращаться к прежней бродячей жизни. Необходимо было прийти, и как можно быстрее, к какому-либо решению.

– Может быть, ты займешься продажей вечерних газет? Ведь это тоже торговля, – ядовито заметил Джо.

Я с негодованием отверг эту мысль.

– Нет, я лучше обзаведусь лошадью и тележкой и отправлюсь торговать за город.

Джо разразился неудержимым смехом.

– Все это ерунда, дружище, ты отправишься вместе со мной попытать счастья на море! Другого выхода у тебя нет.

Это замечание было совершенно правильно. В городе голодали сотни людей, тысячи джентльменов обивали пороги учреждений и гранили улицы в поисках работы.

– Итак, вопрос решен! – воскликнул Джо, хлопнув меня по плечу. – Не теряя времени приступим к делу. Ты иди в город, а я направлюсь на пристань. Может быть, кому-нибудь из нас улыбнется счастье. К ночи встретимся здесь. – И мы отправились.

Я бродил по городу и выпрашивал работу, как голодная собака кость. К концу дня я едва стоял на ногах от голода и усталости. Джо дошел до такого же состояния, и только к ночи ему посчастливилось встретиться со знакомым шкипером, который и устроил нас у себя на «Попутчике».

Это было небольшое паровое судно, безобразное, как семь смертных грехов.

Следуя совету Джо, я обзавелся полной матросской экипировкой, положил свои деньги в банк, оставив в кармане только пару фунтов на непредвиденный случай, и отправился в плавание.

Жизнь на судне далеко не была такой привлекательной, как ее описывают в романах. Приходилось работать в постоянной сырости и иногда по целым суткам бессменно. Судно наше двигалось в среднем со скоростью от восьми до десяти узлов. Мы довольно часто заходили в порты, разгружались, забирали новый груз и шли дальше. В одном из портов мы приняли на борт и пассажира. Мистер Брэддок был плотный мужчина средних лет с приятными манерами. С капитаном он, по-видимому, находился в дружеских отношениях.

Впрочем, жизнь на море имела и свои хорошие стороны. Мы посетили много замечательных мест и познакомились с жизнью различных народов; помимо многих портов Африки мы побывали в Калькутте, Сингапуре, Токио.

– Какое прекрасное судно! – восклицал Джо. – Оно в беспрерывном движении, которому не предвидится конца.

– Разве мы не домой идем? – с тревогой спросил я.

– О нет! Шкипер говорил, что пойдем еще в Сидней, а оттуда в Лондон к Фриско. Да что ты нюнишь в самом деле? Разве мы не получаем деньги и не приобретаем хороший опыт?

– Это, конечно, правильно, – заметил я меланхолически, – но иногда и хорошие вещи приедаются.

В Токио нам пришлось сдать одного матроса в госпиталь, а на его место взять случайного человека Джонсона. Он был гол как сокол, шкиперу пришлось одеть его с ног до головы, а повар вынужден был в первые три-четыре дня давать ему двойной порцион. В остальном судовая жизнь протекала очень однообразно. Мы работали, ели, пили, спали, а в свободное время шатались по палубе.

И вдруг все круто изменилось…

Мы медленно шли вперед при отличной погоде. Отстояв свою вахту, я спустился в каюту, улегся на койку и заснул богатырским сном. Среди ночи я вдруг проснулся от здорового тумака. Надо мною стоял Джонсон.

– Вставай скорее. Судно в опасности.

Тон его голоса был убедительнее всяких слов, и я