простых магий кровавого предания, за исключением этого. — Это объяснение возвращает мою память к тому, что говорил Каллос. Кровавое предание — это нечто большее, чем кража жизни и лиц.

— Судя по тому, как ты говоришь, это не так уж и ужасающе невероятно, — пробормотала я, отводя взгляд.

— Вампиры не были бойцами, Риана. Дары, которые почитались больше всего, не были нашими способностями убивать или сражаться.

— Те, которые ты использовал во время своих лунных фестивалей — способность видеть истинную природу человека или его будущее, — вспомнила я.

— Ты была внимательна. — Он слегка улыбается мне, в его улыбке звучит гордость, которая почти вызывает румянец на моих щеках. Мы по-прежнему до боли близки, и впервые я вижу в нем скорее человека, чем вампира.

Я сосредоточиваюсь на его руке.

— Если это не та магия, которую ты использовал, чтобы остановить заживление раны, то что же тогда?

— Проклятие портит кровь. Падшие — эти чудовища — являются следующей стадией проклятия после Погибших. Но инстинкт у них тот же: они охотятся за свежей кровью, чтобы попытаться заменить гниль, живущую в их жилах. — Руван откинулся назад, откинув голову на подножку. Его глаза стеклянные и отрешенные. Я никогда не видела, чтобы он выглядел таким слабым и усталым. — Когда Падшие кусают, они очищают свою проклятую кровь, чтобы освободить место для новой. Думай об этом как о яде.

По мере того как он говорит, я начинаю замечать, насколько впалыми стали его щеки, насколько потеряла блеск его кожа. Даже белки его глаз начинают тускнеть и сереть. Все больше и больше он становится похож на то чудовище, с которым я впервые встретилась. Руван сдвинулся с места, руки упали на бока, одно колено согнуто, другое выпрямлено. Могучий лорд вампиров распростерся передо мной на земле.

Но я не чувствую удовлетворения от этого, как когда-то. На смену этим эмоциям пришло сочувствие.

Я наклоняю голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Что тебе нужно?

— Отдых. — Он медленно моргает; каждый раз его глаза остаются закрытыми дольше, чем в прошлый раз.

— Не лги мне.

— Какая ирония в том, что ты мне это говоришь. — Он напоминает мне о разговоре, который мы вели прямо перед тем, как упасть. О разногласиях, из-за которых мы попали в эту переделку.

Я спорю с самим собой, со своим здравым смыслом, прежде чем наконец сказать:

— Ты прав. Я не охотник, не совсем.

— И за это я буду должен Квинну пузырек крови.

— Что?

Руван усмехается, смех становится тонким, как его кожа.

— Он заподозрил правду задолго до меня. Именно поэтому я пытался проверить тебя, когда мы впервые вошли в старый замок; мне нужно было знать, насколько сильно я должен тебя защищать.

Я поджала губы.

— Почему ты не убил меня за то, что я тебе солгала?

— Ты все еще человек, ты все еще можешь доставить нас к анкеру. Просто мне придется немного потрудиться, чтобы сохранить тебе жизнь.

— Я умею сражаться.

— Да, и спасибо старым богам за это, но ты не охотник. — Он склонил голову набок. — Как же ты научилась сражаться? — Руван заговорил снова, прежде чем я успела ответить, его лицо озарилось ясностью. — Твой брат, охотник. Тот, с кем я сражался в руинах.

— Его зовут Дрю. — Я не знаю, почему я вынуждена рассказать ему правду. Одна правда ускользнула, и теперь я не знаю, смогу ли удержать остальные. Я устала. Страх, который едва не задушил меня раньше, все еще таится в коридорах, из которых мы бежали. Я закрываю глаза. Он прав, я не охотник, я не могу сделать это с той стоической силой, которой обладают охотники. Я должна проложить свой собственный путь, который будет таким же уникальным, как и металл, который я вытаскиваю из кузницы.

— И как тебя зовут, полное имя?

Я медленно открываю глаза и возвращаю свой взгляд к нему. Он держит его. Спокойствие. Ожидание.

— Ты знал?

— Конечно, знал.

— Как? — спрашиваю я, хотя часть меня подозревает, что я уже знаю. Точно так же я знаю, когда он волнуется или боится. Эта углубляющаяся связь, которая живет между нами.

— Я чувствую тебя. — Слова звучат почти знойно, как мягко он их произносит.

— Флориан, — это все, что я говорю. Я не знаю, смогу ли я сказать что-то еще.

— Флориан, — повторяет он со своим плавным акцентом. У меня по позвоночнику пробегает дрожь. — Красивое имя.

— Теперь ты мне просто льстишь.

— Какая у меня причина льстить тебе? — спросил он прямо.

Я несколько раз моргаю.

— Полагаю, что никакой, — говорю я со смехом. И он присоединяется. Но его веселье заканчивается тихим хрипом. — Яд — проклятие — уже становится хуже, не так ли?

— Ощущения не самые приятные, признаюсь честно. — У него жесткое выражение лица; я уже видела его у Дрю. Иногда по ночам Дрю приходил ко мне, чтобы поучить меня, но в итоге я латала его с помощью медицинских средств, которые Мать хранила в кузнице. Теперь я знаю, почему она никогда не спрашивала, почему эти запасы иссякают, и почему мне никогда не приходилось заменять их самому.

— Так вот почему ты не воспользовался туманом, чтобы увести нас?

— Замок охраняется, помнишь? Старое кровавое предание. Единственный путь внутрь и наружу — через приемный зал.

— Верно. — Хотя это все равно не объясняет, как Погибший умудряется забредать в Деревню Охотников в полнолуние... Должен быть другой выход. Может быть, ворота, которые я видела, когда только прибыла? Нет, они были наглухо закрыты. Должно быть, это где-то в другом месте...

Глаза Рувана закрываются, и мои мысли прерываются. Его дыхание становится неглубоким. На протяжении всего нашего разговора его мышцы расслаблялись. Ему нужен не просто отдых, а борьба с ядом, который пытается захватить его с такой скоростью, с какой он ухудшается.

Я собрала всю свою решимость.

— Тебе нужно пить больше моей крови.

Глаза Рувана открываются и не закрываются; жесткая линия рта, сжатая от боли, расслабляется. Он шокирован? Возбужден? Определенно, в воздухе вокруг него, в его магии, во мне бурлит новая энергия.

— Я не могу этого сделать.

— Почему? Ты только что сказал, что свежая кровь может помочь избавиться