И н н а. Что-что-что?

К а т я. А может быть, он из-за той фотографии так решил… Совестливый он, ясно тебе?

И н н а. А ты это нашей заведующей объясни. Снимок считается первоклассным по содержанию и по исполнению. Когда я его выкрала, витрина сразу слиняла, и заведующая потом долго ругалась по-латышски… Так что скажи еще «спасибо»! А совесть его тут ни при чем. Струсил твой философ, поджал хвост!

К а т я. Никогда не поверю…

И н н а. Там у Костика закатаны рукава гимнастерки, и видно, какие шары у него под кожей… Есть от чего хвост поджать!

К а т я. Ну силач он, и что? Я же не штанга! Мне надо, чтобы со мной разговаривали… Понятно? Чтобы меня уважали! Если уважает тебя человек, тогда пусть он говорит трудное, я пойму, постараюсь… я потом сама себя смогу уважать. Вот он говорил, что человек — не средство, а цель… Так он же и есть цель для меня, цель, цель!.. Мамочка, я все болтаю, а он же тронется через тридцать минут!..

И н н а (флегматично). А я думаю — он уже.

К а т я. Как? Нет, мои правильные… Вот он, телефончик, наконец-то. (Набирает номер.)

И н н а. А я не по часам, я по твоим словам определяю. Он тронутый, безусловно. Если человек попадал под колеса, он запросто мог охрометь не только на ногу — на голову тоже.

Катя швырнула в нее подушкой.

Во как бесится…

К а т я (в трубку). Боря?.. Мне Бориса, пожалуйста…

И н н а. Это еще зачем?

К а т я. Борис?.. Говорит Катя… Ты знаешь какая, не валяй дурака. Послушай, Боря, выручи меня, а? Заезжай за мной на мотоцикле — рванем в Ригу с тобой… Надо, понимаешь?

И н н а. Идиотка! Он же убьет тебя! Заедет, чтобы убить. И будет прав!

К а т я (в трубку). А я завтра напишу твоему братану письмо, хорошее-хорошее… Завтра я вообще что хочешь сделаю… а сегодня выручи, Боря! Ты говорил — сто шестьдесят можешь давать в час, я тогда успею… Ну к поезду, к поезду!.. Да, Боря… он… Мне только сказать… спросить у него одну вещь… Я на тебя совершенно не обижаюсь, ты все сделал правильно, я еще не то заслужила… только сейчас, Боренька, не качай права — помоги!.. Ты же сам человек заводной, ты такие вещи понимать должен… А если в Ригу не успеем, тогда до первой остановки после Риги… до Огре или до Ре́зекне!..

И н н а. Бешеная! Дождь, мокрое шоссе… Катька, это добром не кончится!

К а т я. Кого же мне еще просить? Ты мне почти родственник, сам говорил всегда… Ну хорошо, был или будешь — там разберемся, а сейчас время идет! Через двадцать шесть минут отправление!.. Не слышу… алло! Там треск у тебя… Что?.. В общем, я жду, Боря!.. Ждать? Алло! (Дует в трубку, потом медленно опускает ее на рычаг.)

И н н а. Да-а… Ну ты даешь, подруга…

К а т я. Как думаешь, хватит у него души… на такое?

И н н а. Я его душу не обмеряла. Но, по-моему, с таким же успехом ты могла вызвать военный вертолет… Или — чего уж лучше — самого Рустика! Он бы десант высадил! Прямо на крышу вагона, в котором дезертирует твой Женечка…

Катя плачет.

До чего они нас доводят, сволочи… Ко мне тоже повадился один. «Называйте, говорит, меня просто Павликом». Уж пятый десяток, а все «Павлик»! Фотолюбитель. В день по целой кассете расстреливает и сразу ко мне — проявлять. С шоколадками, с цветочками… Из Минска. Вот и думаешь: ну позволю я себе, а дальше? Через двадцать дней этот Павлик слиняет, а еще через месяц вообще городишко оголится… Знаешь, я зимой не могу на море высунуться. Эти огрызки пляжа — лежаки, грибочки — посреди грязного льда… тот еще пейзаж. Похоже на стол, когда все нажрались и ушли… Не способствует оптимизму. А нам, Катька, без оптимизма нельзя, не продержаться. Для нас оптимизм, Катя, — это все!

Где-то загудел поезд.

К а т я. Что же я так сижу? (Убегает за занавеску, натягивает на себя брюки и свитер.) Инка, не слышно там ничего?

И н н а. А чего тебе надо? Могу спеть! (И запевает.)

Не надо печалиться,

Вся жизнь впереди…

Вся жизнь впереди,

Надейся и жди!

К а т я. Да не шуми, я же мотоцикл слушаю!

И н н а. Надейся и жди, мчится он. Летит. Шлагбаумы так и сшибает!

К а т я. А мне чудится, что на самом деле…

И у нас, зрителей, возникает созданное музыкальными средствами впечатление крутого виража. И снова тихо.

И н н а (резонерски). То, что на самом деле, — не чудится. А то, что чудится, — не на самом деле…

К а т я. Мне бы только один вопрос задать…

И н н а. Мне задавай, хоть двадцать. «Спрашивай — отвечаем». Ну?

К а т я. Отстань… При чем здесь ты?

И н н а. При том, что я есть на самом деле, фактически… А он — только так, в философском смысле…

К а т я. Глупенькая ты. Я люблю, а ты мне говоришь такие вещи бессовестные…

Вновь яростный треск не то мотоцикла, не то ударных, который тут же глохнет.

Инка, едет! Ей-богу, едет! Надо косынку повязать, правда? Вдруг он второго шлема не взял?

И н н а. Ну ничего же нет! Тишь да гладь. Дождик капает, комары ноют… Если у тебя комариный писк в мотор превращается, тогда возьми… Не знаю что… вот кофемолку… и представь себе своего Женю.

К а т я (взяв в руки кофейную мельницу). Могу… свободно… Мне бы только один вопросик ему задать!..

В последний раз звучит та же фонограмма.

1977

Никто не поверит

Притча в трех действиях по сюжетным мотивам сказки Яна Экхольма (Швеция)

Действующие лица

Семейство Ларссонов:

Папа.

Мама.

Лабан.

Людвиг 14-й.

Луиза.

Лаура.

Лео.

Зайчиха-мать.

Юкке-Ю }

Туффа-Ту } — ее дети.

Ежик Нильс.

Сова Илона.

Мадлен — наседка.

Петрус Певун — петух.

Тутта Карлсон.

Цыплята — в произвольном количестве, но не менее трех.

Пес Максимилиан.

Песенка пролога

В играх своих забываются дети,

Им только шаг от забавы до слез!

Это чистейшее дело на свете —

Если играют всерьез!

Мир деловит, он играет все реже,

Чем он так занят — не разберу!

Но все равно — мы по знаку помрежа

Втянем вас в нашу игру!

П р и п е в:

Кого-то обмануть,

Кого-то обдурить —

Не та мечта, чтоб стоило стараться!

Играем, чтоб до правды доиграться —

И вам ее с поклоном подарить!

В играх