Шрифт:
Закладка:
Кортеж из трех черных джипов несся по ночной Москве в сторону жилого комплекса на Кутузовском. Мертвый был уверен, что существо попытается выкрасть Антона. Ну что ж, пусть попробует. В этот раз Мертвый будет готов.
* * *
Антон с ненавистью смотрел на мокрый бумажный пакет с прелыми чизбургерами, лежащий у его ног. Ему уже очень хотелось есть, но, развернув упаковку, он решил, что уж лучше голодный обморок. Горе и злость ушли на второй план – он, казалось, все выплакал и выкричал. И тоску по Соне, и ненависть к отцу. Он обшарил все поверхности квартиры Мертвого, до которых мог дотянуться, но не нашел ничего, что могло бы помочь ему открыть наручники. Ни иголки, ни скрепки, ни булавки – ничего. Только бесконечные квадратные метры паркета и вся необъятная пустая квартира. Мертвый жил по-спартански: стол, стул, кровать и холодильник. Ничего лишнего. Рядом с кроватью прямо на полу лежали стопками книги по богословию и сравнительному религиоведению. Мертвого очень интересовала тема ада в разных религиях, это было единственное развлечение, которое он для себя признавал.
Антон приподнялся и посмотрел в окно: во двор въезжал кортеж черных внедорожников. На минуту он испугался, что увидит отца – у него не было желания встречаться с отцом сейчас, когда он скован наручниками. Но потом он подумал, что отец вряд ли бы согласился приехать в квартиру Мертвого, скорее его посадят в одну из машин и отвезут в «зиккурат». Антону снова захотелось кричать, но он сдержался и стиснул зубы. За окном поднялся ветер, и на полу огромной пустой квартиры заплясали тени высоких тополей. Антон тупо смотрел на тени, ожидая появления Мертвого, ему было страшно и горько от ощущения своего полного бессилия.
Всю жизнь он пытался отвоевать, выгрызть себе кусок территории, личного пространства, где он не будет зависеть от отца, где он будет сам принимать решения. И что? Антон с горечью подумал, что отец не просто прижал к ногтю всю его тщательно устроенную самостоятельную жизнь. Он растоптал и разрушил все, что было ему дорого: его чувство собственного достоинства, Соню, даже его машину. Единственный подарок, которым он по-настоящему дорожил, и единственную вещь, к которой он был по-настоящему привязан. Здесь проявил себя какой-то присущий только отцу необъяснимый садизм. Убить самого дорогого Антону человека именно с помощью его любимой машинки… Антон со злостью пнул ногой бумажный пакет с несъедобной едой. В гнетущей тишине было хорошо слышно, как в подъезде загудел лифт.
Антон смотрел на безумно пляшущие на полу тени и старался не заплакать, подавить чувство нарастающей жалости к себе, не дать ему заглушить ярость и ненависть к отцу. Пляска теней успокаивала и, казалось, даже усыпляла его…
* * *
В этот раз Мертвый решил не оставлять ничего на волю случая, так что первая команда грузилась внизу в лифт с оружием в руках и с включенными подствольными фонарями. Вторая группа, тоже вооруженная и готовая ко всему, бежала на седьмой этаж по лестнице. Тогда Мертвый нажал кнопку лифта и приготовился.
Степа уже несколько минут был в комнате с Антоном. Он наблюдал за ним в наручниках, и чем больше он смотрел на него, тем сильнее возрастала в нем уверенность, что этот парень никак не мог быть хладнокровным убийцей. Напротив, он был такой же жертвой, как и Соня с Лизой. Степа окончательно обвыкся со своей новой способностью растворяться в тени, быть всюду одновременно, все слышать и видеть. Он наслаждался ощущением того, что он повсюду – в каждой тени, пляшущей на полу. Он тоже, как и Антон, услышал звук работающего лифта и понял, что ждать больше нельзя, надо хватать парня, и на выход.
И все могло бы обернуться совсем иначе, если бы Степа сделал все сразу, не стал ждать, не дал волю вдруг возникшей самоуверенности. Эх, если бы он схватил Антона и сбежал до того, как Мертвый вошел в квартиру… Но он решил подождать. Наверное, дело было не только в самоуверенности, Степа жаждал мести. Он не сомневался в том, что люди, которые с минуты на минуту войдут в квартиру, напрямую ответственны за смерть девушки. Да и за его собственную в каком-то смысле. И Степе хотелось крови. Он приготовился к бою.
На полу прихожей заплясали огоньки – свет с лестничной площадки пробивался внутрь. Степа напрягся. Медленно и беззвучно повернулся ключ в замке, и в квартиру по двое начали заходить люди Мертвого – под стволами их невиданных автоматов ослепительно сверкали фонари. Степа понял, что попал. Самоуверенность его подвела.
Он выбрал дальний угол, куда пока не проникал свет фонарей, и вышел из тени.
Две короткие очереди, и первая двойка готова: с тяжелым стуком тела осели на пол квартиры. Падая, один из бойцов Мертвого в предсмертной агонии нажал на спусковой крючок, и потолок над головой Степы прошил десяток пуль. Степа едва успел раствориться обратно в тени – тот угол, где он только что стоял, был залит ярким светом, и напарники убитых им бойцов поливали его из автоматов.
Антон вжался спиной в батарею, чтобы шальная пуля от идущего в квартире боя случайно не задела его. Он сам не сразу понял, что закричал от испуга.
На его глазах происходило что-то совершенно безумное. Бойцы Мертвого встали спина к спине и двигались по кругу от двери в сторону Антона.
Они старались поймать нападающего в лучи света своих подствольных фонариков, но тот все время был на шаг впереди – появляясь и исчезая из тени. Антон резко зажмурился и снова открыл глаза: нет, ему не показалось, странный человек действительно появлялся и растворялся в тени. Каждый раз, когда он нажимал на спусковой крючок своего автомата, Антон видел в отсветах его лицо, и тогда ему становилось даже страшнее, чем от непрестанного грохота автоматных очередей. У нападающего не было нижней половины лица, и в полумраке комнаты его белый череп, не до конца покрытый грязным шарфом, выглядел демонически.
Бой закончился так же неожиданно, как и начался. Бойцы Мертвого кучей лежали в центре разрушенной пустой квартиры. В ушах у Антона звенело, а в глазах рябило от света фонарей. Старательно переступая через тела, мужчина подошел к Антону. Теперь он мог рассмотреть его чуть получше: простые синие джинсы, черный вязаный свитер, дешевая кожаная куртка с поднятым воротом, грязный зеленоватый шарф, не полностью закрывающий изувеченное лицо. Антон не знал, кто это, но
