От ожогов и мелких порезов саднило все тело, в некоторых местах одежда опалилась до дыр, но руки и ноги его слушались. Рядом приподнялся Омаев, с удивлением уставился на Бочкина:

– Коля! Наши! Добрались!

Бочкин суетился, помогая им подняться:

– Тут рядом, вон там наши, на дороге! Я верил, я знал, – и внезапно замер, обеспокоенный: – А где Соколов, Бабенко? Что с ними?!

Со стоном Руслан упал на живот и пополз обратно к выжженному пятачку, сцепив зубы от боли при каждом движении. Вытянул голову, и аж горло перехватило от крика. На куске земли не осталось ни одной машины, лишь обугленная смердящая черным чадом воронка от взрыва. Он завыл от разрывающей изнутри боли и кинулся на неуверенных ногах сквозь деревья к дороге:

– Убью его, я убью этого фрица! Всех их! Дайте пулемет, я поднимусь туда!

– Стой, Руслан, стой! – Колька бросился ему наперерез, обхватил обессиленного друга. – Так нельзя, не получится. Мы не сможем подняться, они сверху нас подстрелят!

– Я должен отомстить, Коля! Кровь за кровь! За наших товарищей, за друзей, за Семена, за Алексея! Пусти! – Он отпихивал Бочкина, сам еле держась на ногах после удара взрывной волны.

– Руслан! – Николай схватил друга за плечи и заглянул в лицо, где слезы текли светлыми дорожками на закопченном лице. – Я с тобой пойду. Возьмем оружие и обойдем склон с фланга, по правой стороне глубокий овраг, поднимемся по нему и отомстим! За них! За наших!

Молча рядом с ними поднялся Логунов, он с трудом различал слова, они доносились будто издалека, пробивались через толщу воды. Но по слезам чеченца командир отделения понял, что Бабенко и Соколов погибли.

* * *

Взрыв тротила ударил по танку Соколова со страшной силой. Машина качнулась так, что дернулась всем весом назад. Под гусеницами обвалился пласт мягкого грунта, и машина тяжело поползла вниз по крутой стене оврага. От взрывной волны Бабенко с размаху налетел грудью на рычаги управления, беспомощно взмахнул руками и скрючился, задохнулся от боли в груди. Соколов удержался на ногах. Вцепившись руками в нарамник, он с размаху врезался головой в экран перископа до звона в ушах. Рот наполнился соленым привкусом крови, на глаза словно наложили черную вуаль.

– Бабенко! – позвал он и, оставшись без ответа, снова выкрикнул: – Бабенко, жив?

Семен Михайлович тряс головой, сжимая ее, пытаясь избавиться от жуткого звона в ушах. Из носа и ушей потекли алые ручейки – контузия. Соколов наклонился, потряс согнувшегося в своем кресле водителя. Тот беспомощно всматривался в беззвучное шевеление губ. Командир хлопнул его по плечу, покачал головой:

– Оглушило, скоро пройдет.

Соколов прижался к визиру прицела и вдруг азартно шлепнул ладонью по железному борту. Машина от удара съехала по рыхлому грунту вниз так, что из оврага торчало лишь дуло. Гусеницы зацепились за выступающие из земли молодые деревца и толстые корни старых деревьев. Получилось, что танк повис на почти отвесной стене оврага, задрав пушку в ту точку, куда никак не мог попасть Соколов. А сейчас визир с сеткой смотрел ровно на выступ, где притаилась немецкая артиллерия. Перед глазами защитный щит и ствол, вокруг которого суетятся канониры с новым снарядом в руках, пока наводчик рассчитывает градусы. Пришедший в себя водитель со стоном протиснулся к креслу радиста, где находился эвакуационный люк в днище, дернул запор, но пальцы не слушались.

– Алексей Михайлович, надо уходить. Танк может обрушиться вниз.

Соколов обернулся на него, покачал головой и выкрикнул:

– Нет, не пройдем между днищем и корнями. Придавит только при падении еще сильнее. Лучше за скобы держитесь сильнее. Я сейчас выстрелю, РАК на прицеле. Рухнем, так с собой заберем хоть парочку фрицев!

Бабенко кивнул согласно. Охнул, перебрался чуть выше, с трудом ухватился за снаряд и послал его в казенник. И тут же вцепился в пустые крепежи на стенах, чтобы смягчить грядущее падение.

Соколов не отрывался от прицела, внимательно следя за движениями длинного дула. Ствол пушки медленно совершал плавный полукруг справа налево, выбирая цель. Лейтенант вслед за ним крутил маховик вертикального наведения, не отрывая лицо от налобника прицела. Поймал дымок из ствола в перекрестие линий, на несколько градусов сдвинул прицел, проведя стволом мысленную линию вдоль пушечного «хобота». Выстрел! Бронебойный снаряд попал прямиком в пушку. От удара длинный нос сорокапятки разорвался на закрученные полосы металла, задрался вверх и дернул к краю всю установку. От площадки откололся огромный кусок породы, потом еще и еще, камни и земля потоком покатились вниз. Осыпающиеся куски породы потащили по склону тяжелое орудие. Покачиваясь, РАК обрушилась вниз, и одновременно с ней от импульса выстрела качнулась огромная бронированная махина Т-34. Со скрипом лопнули влажные корни, и машина, крутанувшись вокруг своей оси, обрушилась вниз. Гусеницы распороли мягкую земляную стену, но лишь немного замедлили падение. Танк ударился кормой о дно, а затем с жутким грохотом выстелился на бок.

Из-за жесткого удара Соколова подкинуло, ногу придавило баллонами со сжатым воздухом, лицо впечаталось в борт, так что хрустнула переносица. Танкиста прокатило в падающей машине с места башнера вперед к сиденью водителя. Наконец падение прекратилось. С силой Алексей вцепился в спинку кресла, подтянулся и в темноте нащупал скрюченного водителя. Бабенко стонал от боли, не в силах шевельнуться. Соколов подхватил его аккуратно под мышки, притянул ремнем к себе обвисшее тело и осторожно принялся пробираться к просвету люка.

При звуке выстрела танка все головы повернулись к площадке, где засела немецкая артиллерия. Там в клубке обломков и пламени катилась по крутому склону вниз немецкая сорокапятка, сминая под собой артиллерийский расчет.

– Живы! Стреляют! – выкрикнул с ликованием Николай, столкнулся взглядом с вытянувшимся лицом Любицкого. – Живы! Вернулись! Стреляют, наши!

Очнувшийся от шока командир батальона уже раздавал приказы, отправляя стрелков и машины в обход склона с двух сторон. Пехотинцы с ППШ и винтовками бежали по полю, а с правого фланга по холму взбирался БТР с пулеметом. Немцы поспешно сдавали позиции, даже не пытаясь организовать оборону от такого стремительного натиска.

Семен Михайлович пришел в себя, с трудом втянул свежий воздух и тут же вскрикнул от боли в ребрах. Рядом закричал в ухо Соколов:

– Тише, Бабенко, не шевелитесь. У вас контузия, наверное, перелом. До свадьбы заживет. Потерпите, пока придут санитары. Они скоро за нами придут. Слышите? Слышите? Это наши, наши! Мы добрались!

Соколов кричал во все горло, теперь не боясь нарваться на засаду или всполошить немецкий патруль. Он на своей земле, и можно кричать от радости,