явление, – заявил Сергей Иванов. – Также из Европы к нам пришел тот дикий, ничем не сдерживаемый капитализм, который своей беспредельной эксплуатацией народных масс создал условия для революционного взрыва и прихода к власти радикальных большевиков. Казалось бы, по мере развития технического прогресса, обеспечивающего рост производительности труда, норма эксплуатации трудящихся масс должна была снижаться, обеспечивая и снижение социального напряжения, но на практике все получилось совсем наоборот. Из-за стремления капиталистов к статусному потреблению на уровне монархов былых времен норма эксплуатации быстро росла, но происходило это неравномерно. В Метрополиях европейских государств она умеренно уменьшилась, ибо никто не хотел доиграться до новой Великой Революции, а вот в колониях, напротив, резко выросла, достигнув таких значений, что эксплуатируемые оказались на грани физического выживания. И в качестве одной из таких колоний европейский капитал воспринимал Российскую империю, власти которой никак не препятствовали эксплуатации своего народа. Даже наоборот: введение золотого стандарта имени господина Витте облегчало репатриацию прибыли, полученной европейским капиталистом на российских просторах. Февральская революция сняла последние барьеры для эксплуатации, а Октябрьская взрывом страшной силы подняла всю эту халабуду на воздух. С тех пор ничего уже не могло быть таким, как прежде, на планете Земля наступила новая эпоха, и с этим надо было считаться.

– Да, – подтвердил Сталин, – так и есть. Именно безудержная эксплуатация населения Российской империи иностранным и отечественным капиталом создала в нашей стране революционную ситуацию, способствовавшую переходу власти в руки трудящихся классов и их передового отряда – партии большевиков.

– Но ведь у вас в Советском Союзе эта самая норма эксплуатации значительно превышает любые европейские показатели! – воскликнул Энтони Иден.

– Во-первых, мистер Иден, – хозяин кабинета поднял вверх указующий перст, – говоря о европейских показателях, вы имеете в виду только Метрополии, но ими ваша буржуазная система не исчерпывается. Основная часть нормы эксплуатации для европейского капитала сосредоточена в колониях и полуколониях, и если взять показатели, как говорится, в среднем по больнице, то ваша норма эксплуатации значительно выше советской. Во-вторых, в Советском Союзе средства, изъятые у трудящихся, тратятся государством совсем не на статусное потребление руководящей прослойкой. Мы расходуем их на организацию и содержание систем всеобщего здравоохранения и народного образования, которые нам пришлось создавать с нуля, на догоняющую индустриализацию и ускоренное развитие науки, в конце концов, на вооруженные силы, необходимые нам в условиях враждебного капиталистического окружения. Статусное потребление ради самого потребления – совсем не наша идея и мы жестоко наказываем тех наших товарищей, которые на нее поддаются.

– Ну хорошо, мистер Сталин, – воскликнул король Георг, – я признаю, что изложенная вами идея, весьма стройная с логической точки зрения, вполне способна привести к созданию благополучного и уравновешенного общества и очень похожа на то, что исповедуют наши левые лейбористы. Мне, знаете ли, тоже не чужды идеи человеколюбия, милосердия и близости монарха к своему народу, но при этом я не вижу путей к ее практическому воплощению, ибо сидящие в парламенте представители буржуазного класса и нанятые ими представители не будут сами ограничивать свою алчность.

– На самом деле, – сказал Сергей Иванов, – подобная социальная система ограничения алчности капитала в рамках существующего буржуазного мироустройства была создана в Германской империи при кайзере Вильгельме Втором. Вступая на трон, он заявил: «Хочу быть королем бедных», и своей монаршей волей продавил свод законов, ограничивающих норму прибыли капитала на территории его страны. Колоний у Германии на тот момент считай что и не было, вывод капитала в Российскую империю не приветствовался, поскольку отношения навсегда были отравлены союзом Германии и Австро-Венгрии. Но немецкий капитал не разорился и не захирел, а попер наружу буйно, как квашня из кадки, и для его ограничения вашим предшественникам даже пришлось спешно организовывать Первую Мировую Войну. А теперь представьте, что инцидент в Сараево закончился ничем, война ограничилась порханием дипломатических бумаг, и кайзер Вильгельм мирно правил бы еще четверть века, все увеличивая и увеличивая экономическое и политическое могущество своего государства…

– Пожалуй, для Британии это была бы ужасная перспектива, – передернул плечами Энтони Иден. – В нашей стране алчность капитала сродни святости коровы для индусов, и ни одна инициатива по ее ограничению не смогла бы пройти через Парламент.

Посол русских из будущего улыбнулся своей фирменной мефистофельской улыбкой и сказал:

– Бывают случаи, мистер Иден, когда режут даже священных коров, потому что своя собственная шкура все-таки дороже. Ваши заокеанские кузены, ничуть не меньшие, чем вы, поклонники идеи неограниченной алчности капитала, в разгар Великой Депрессии послушно сделали все, что им сказал Рузвельт, ибо никто из них не хотел увидеть в своей стране повторение революционных событий в России. В результате с середины тридцатых годов бурными темпами начали расти уже Соединенные Штаты Америки. Заслуга Вильгельма в том, что он создал свою социальную систему без дополнительных подсказок, задолго до того, как в России полыхнуло пугающее всех вас до икоты зарево Великого Октября.

– Ну хорошо, джентльмены, – с улыбкой сказал король Георг, – мы уже поняли, что небольшое, тщательно отмеренное количество социализма нашей стране не повредит. А теперь давайте подпишем то, что должны подписать, и будем считать, что военное время для Великобритании закончилось. Надо сказать, что за время этой войны, особенно на ее завершающем этапе, мы понесли просто ужасающие потери, и сейчас пришло время для зализывания ран.

– Э нет, дорогой Джордж, – хмыкнул Сталин, – подобные дела так просто не делаются. Перед вашим визитом мы тут посоветовались с умными людьми, и решили, что Великобритания – это совершенно особый случай. Пытаться укоренить в ваших народных массах большевистскую партию – это все равно что разводить кактусы на вечной мерзлоте. Если что и вырастет, то абсолютно непохожее на желаемый образец, да и лейбористы в вашей стране со временем мутировали в такую мерзость, что глаза бы мои не смотрели. Из этого вытекает одна проблема. Вот мы с вами договорились, вы, Джордж, и мистер Иден подписали все нужные бумаги, а через некоторое время в Великобритании проходят всеобщие выборы, и на них побеждают радикальные консерваторы, то есть все тот же Черчилль. Новое правительство денонсирует все соглашения, подписанные предшественниками с Советским Союзом, и приглашает на британскую землю войска Соединенных Штатов. Ну не любит этот человек до желудочной колики ни русских, ни коммунистов, и чтобы им нагадить, готов сжечь свою страну дотла.

– Да, дорогой Джозеф, такая опасность имеется, – с серьезным видом сказал британский король. – Сейчас Черчилль и его сторонники выбиты из седла, и на ближайших выборах я не ожидаю их победы, но потом все может быть. Особенно велика будет эта