Часто мы с дочкой развлекаемся тем, что поем по очереди разные народные песни так, «как это приходит на ум». При этом мне бросилось в глаза, что следующая песня ассоциируется у меня по содержанию с предыдущей, в то время как у дочки, ей тогда было два с половиной – три года, – по мелодии. Это могло произойти по незнанию со стороны ребенка, так как она в любом случае знала тексты с точки зрения содержания и в значительной степени буквальности. Позже моя малышка начала ассоциировать по содержанию слов. У здоровых взрослых людей подавляющее большинство случаев ассоциаций преобладает в пользу буквального содержания.

II. Папа и мама

Далее нас занимает исключительно словесный язык, а именно, первые, по народному мнению, детские слова «папа» и «мама»!

Кто изобрел словесный язык? Это был взрослый человек или ребенок? Способен ли ребенок к спонтанному творению в языке, или для этого годится лишь переданный взрослыми язык, соответственно, деформированный? Этот спорный вопрос до сих пор остается неразрешенным. В этом нам могут помочь психоаналитические опыты.

Язык изобретается в бессознательном (правильнее – в подсознательном), и это бессознательное постоянно приводит нас, как показывает Фрейд и его ученики, к инфантильным переживаниями и механизмам мышления.

Мы всегда думаем о том, что в ребенке таится прародитель, а в прародителе ребенок. Если ребенок должен был изобрести язык, то он имел его в первых истоках на детской стадии своей души. Создает ли язык ребенок сам или лишь получает его от взрослых? По моему мнению, этот вопрос следует сформулировать иначе, а именно: является ли ребенок согласно своим предрасположенностям социальным существом, обладающим потребностью передачи? Если он унаследовал потребность передачи и принадлежит к говорящим народам, то он также унаследовал потребность в языке, которая заставляет искать и находить275. Само собой разумеется, что взрослые спешат на помощь детским душам в их борьбе, в то время как они стимулируют посредством своей речи и подражания наследственно зарождающиеся механизмы к развитию со стороны ребенка; при этом мать и кормилица инстинктивно приноравливаются к языковым изобретенным формированиям ребенка: они вникают в маленькую душу и находят материал, подготовленный к этому в глубине их собственной души, в их собственной ранней стадии развития, которую они заставляют говорить бессознательным импульсом к ребенку. Один пример может объяснить взаимодействие ребенка и воспитателя: Штерн276 сообщает, что его доченька в восемь месяцев спонтанно продемонстрировала губной звук. Взрослые содействовали этому и учили ребенка произносить «папа». Сначала малышка повторяла за произносимым лишь звук «п»; спустя пять-десять минут ребенок внезапно сказал «па-па-па», конечно, не понимая значение сказанного. Ребенок так быстро научился говорить слово «папа», потому что оно возникло из внезапного звука «п»; но она еще не повторяла «папа», а «папапа», потому что ограничение на двух слогах еще не соответствовало ее фазе развития, ей требовалось это слово «папа» лишь на время в качестве слогов для бормотания без какого-либо смысла.

Странно то, что по мнению людей одни и те же слова, «папа» и «мама», всегда считаются первыми словами детей. Губной звук «п» в разных языках заменяется генетически родственными ему губными и зубными звуками. Так, в русском языке это «папа», во французском и немецком – «папа», в английском – «папа», в других славянских языках – «тате», «тятя», в греческом «баба»277 и т. д.

Слово «мама» во всех языках остается достаточно похожим. В русском языке «мама», во французском – «маман», в немецком – «мама», в украинском – «мату», но также «мамо», в греческом – «мама» и т. п. Кажется, что губной звук «м» не меняется, разве что языки должны существовать там, где есть противоположное направление, т. е. где вместо «мама» – «амам»278.

Действительно ли слова «папа» и «мама» являются первыми словами у всех детей? На этот вопрос очень трудно ответить, потому что к уже скудному материалу наблюдений присоединяется еще трудность различения между словом и бессмысленным звуком бормотания. Эта трудность различия имеет силу уже во время крика грудного ребенка. Этот крик мог быть первоначально рефлекторным феноменом, но это не навсегда. Все же мы не можем с точностью определить момент, когда это уже не рефлекторный феномен, когда ребенок в первый раз использует этот крик с определенным намерением сознательно или бессознательно. A priori матери и отцы склонны существенно по-разному указывать этот момент, одна мать вообще недовольна гипотезой о рефлекторном феномене. Как и в случае с криком, он будет вести себя с волюнтаристским моментом при первых словах; мы называем «словом» этот продукт бормотания, как только он приобретает значение, которое мы понимаем или по крайней мере должны понимать, потому что оно произносится с определенным намерением.

Одна мать писала мне о своем грудном ребенке:

«Первое слово, которое Лили точно знает по значению, – это «а-а», но она не говорит его; другие слова, которые она говорит, она не понимает».

Т. е. она понимает их не в том смысле, в котором их понимаем мы. Первое внезапно произнесенное слово и одновременно понятое слово Лили мать не записала.

Штерн279,280 сообщает о «дида» (часах), первом слове своей дочки. Это слово появилось в результате произнесения его родителями, причем детская внимательность искусно направляется на предмет часов. Другой автор сообщает о «лулулу», внезапно возникшем при звуке воды. Почему именно эти впечатления среди других многочисленных присущих ребенку приобретают приоритет и дают повод для первого образования слов, мы не можем говорить о недостаточном материале наблюдений. Если слова «папа» и «мама» также являются у этих детей пропущенными, если также не в настоящей образованной форме и значении? В чем причина того, что общераспространенное мнение людей приписывает им этот приоритет? В чем также причина того, что ребенок производит слова не точно, а в преобразованном виде? Сначала нас должен интересовать этот вопрос. Здесь выдвигались многие теории, из которых я хотела бы упомянуть: так называемый «Loi du moindre effort»281, согласно Аменту, следует свести к Мопертюи. Буффон применяет этот закон к артикуляции и считает, что легче всего произносить сонант «а» под согласными «п», «б», «м». Поэтому первые детские слова состоят из этих гласных согласных звуков (баба, мама, папа). Шульце считает, что ребенок переходит от звуков, объединенных незначительным психологическим успехом, к более сложным и принимает следующий закон передвижения, коверканье, преобразование согласных в детском языке:

«Для звука (гласного или согласного), который ребенок еще не выговаривает, устанавливается то же самое, что и для звука, выговариваемого с незначительной психологической трудностью, родственного с этим трудным звуком, и