Шрифт:
Закладка:
Когда объятия разомкнулись, между ними образовалась невидимая связь. Нечто, что могут почувствовать лишь они, и никто больше. Словно прозрачная нить, связывающая их пояса; потяни её, и человек на том конце мгновенно явится.
– Что я раньше без тебя делала? – спросила Лилия. – У меня сотни подруг, но никто не поддерживал меня так, как это делаешь ты.
– И не говори. Трудно найти человека, которому безоговорочно доверяешь.
Через минуту у Мэри зазвонил телефон, и она нехотя отстранилась.
– Ого, кажется, нас шифруют, второй раз за эту неделю, – произнесла она, взглянув на экран. Её голос звучал тихо и отстранённо, словно она не могла сосредоточиться. – Пора возвращаться к повседневным делам…
На прощание Мэри потрепала Лилию по волосам и скрылась в выходе для персонала.
Вместо Мэри из здания вышел Зак с привычным для него невозмутимым видом. Трудно было представить, что за этим лицом скрываются хоть какие-либо чувства. Это был человек-камень, при одном взгляде на него Лилии стало неловко.
– Зак, – обратилась к нему Лилия. – Чего ты вечно такой хмурый? Как ни взгляну на тебя, ты вечно сверлишь кого-нибудь взглядом. У тебя хоть друзья есть?
Телохранитель отрицательно покачал головой. Впервые Лилия осознала, что никогда не спрашивала о личной жизни у человека, которого знала много лет.
– И семьи тоже нет? Какой глупый вопрос. Эдуард же не брал на работу семьянинов. Тебе не грустно выполнять свои обязанности? Ходишь вечно молча, смотришь, какие глупости я совершаю.
Снова отрицательное качание головой.
– Ты когда-нибудь любил?
Глаза телохранителя медленно прошлись вправо и влево. Под коротким ёжиком волос, казалось, заворочались мысли, закопанные глубоко в прошлом. Зак утвердительно кивнул, всего один раз.
– Кто это был? – спросила Лилия.
Сначала Зак сделал непонятный жест, который мог значить что угодно от «женщина моей мечты» до «моя любимая собака». Затем ответил неожиданно тихо. Лилия не подозревала, что он умеет так шептать. Те редкие слова, которые он произносил, всегда звучали по-армейски громко и грозно, словно он отчитывался перед офицером.
– Дана Саттари.
– Акционер «Транстека»? – удивилась Лилия.
Акциями «Транстека» владели сотни тысяч людей. У кого-то их было мало, у кого-то много. Большая часть находилась у Келвинов – шестьдесят три процента, остальные тридцать семь разделились между другими акционерами. Семья Даны Саттари владела шестью десятыми одного процента акций «Транстека», и этого было достаточно, чтобы она входила в первую сотню списка богатых людей. Она считалась тхари, как и все остальные, хотя не имела абсолютно никакого влияния.
Чтобы развалить «Транстек», коалиции нужны были три подписи из семьи Келвин и ещё полсотни подписей мелких акционеров, чтобы набрать пятьдесят процентов голосов держателей акций. Если бы они заполучили четыре подписи Келвинов, то подписи остальных держателей акций уже не потребовались бы.
– Она же из тхари, – ответила Лилия и тут же спохватилась. Она побоялась, что её фраза прозвучала как «эта дама не твоего уровня». – Я имею в виду, ты хоть раз с ней разговаривал?
Короткий кивок.
– О чём же?
– О своём детстве. Мы родились в одном районе.
– Думаешь, вы когда-нибудь будете вместе? – спросила Лилия.
После паузы Зак отрицательно покачал головой.
– А до этого ты любил кого-нибудь? Ты ведь работал на отца ещё до моего рождения. В ту пору у тебя был кто-нибудь? Сколько тебе тогда было? Лет тридцать?
Снова отрицательное качание головой.
– Что ж ты такой немногословный? – спросила Лилия, но ответа, разумеется, не дождалась. – Кстати, я тут кое-что вспомнила.
Неделю назад Лиза упоминала, как некий журналист сфотографировал Эдуарда на одной из вечеринок со спущенными штанами. Этот образ по какой-то причине засел в голове Лилии, и она захотела увидеть эту фотографию.
Вернувшись в пентхаус казино, Лилия увидела скопление людей, обсуждающих положение дел, кто с телефоном у уха, кто с телефоном в руках. Михал превратил это место в деловой штаб, и Лилии это не нравилось. Пентхаус был единственным местом в здании, где она могла чувствовать себя свободно. Поэтому, чтобы побыть в одиночестве, она направилась на сорок четвёртый этаж в свой личный номер. Там устроилась на кровати и достала телефон.
Набрав в поиске «Эдуард Келвин без штанов» и «Эдуард Келвин без штанов на вечеринке», она ничего не нашла, что показалось удивительным. Она думала, такая фотография должна разойтись в интернете. Она переходила на поиск картинок, поиск статей, лазила по старым форумам и, наконец, наткнулась на несколько ссылок, расположенных в старом новостном выпуске мелкого интернет-журнала.
Пройдя по ссылкам, Лилия увидела сборник фотографий, на которых её отец, которому тогда было семьдесят восемь, ходит с голым задом по обширному вестибюлю в сопровождении молодой блондинки в бикини. Выглядел он намного моложе своего возраста: то ли благодаря гормональной терапии, то ли здоровому питанию вперемешку с операциями по омоложению. Лилия слышала, что отец принимал таблетки с особыми бактериями, из-за которых микрофлора кишечника становится неотличимой от кишечника двадцатилетнего.
Фотографий было больше сотни, и все сделаны из-под полы, журналист опасался за свою жизнь, поэтому снимал так, чтобы никто этого не заметил. Частично фотографии смазались, кое-где их наполовину закрывали растения или рубашка фотографа.
Иногда на фотографиях виднелись телохранители Эдуарда, среди которых был совсем молодой Зак. На одной из фотографий Лилия увидела и Лизу. Она сидела за круглым столиком и выпивала в окружении сразу двух мужчин крепкого телосложения.
Впервые за долгое время Лилия задумалась о своих родителях не только как о людях, посвятивших себя бизнесу, но и живых, любящих плотские наслаждения.
– Зак, – позвала она телохранителя, и тот зашёл в номер. Она показала ему фотографию, на которой находились Эдуард без штанов и сам Зак. – Сколько тебе здесь лет? Ты такой молодой.
Телохранитель не ответил. Он с любопытством посмотрел на фотографию, после чего тут же потерял к ней интерес.
– Сейчас же тебе пятьдесят один? – продолжила Лилия. – Или пятьдесят два уже?
Зак отрицательно покачал головой.
– Пятьдесят один? Значит, тогда было двадцать пять. И уже такой огромный! Представляешь, я даже не догадывалась, что мои родители могли вести себя так открыто. То есть я думала, что они взрослые люди и наверняка занимались всеми взрослыми делами. Но по какой-то причине мне всегда казалось, что они девственники. Знаю, это глупо.
Лилия присмотрелась к фотографии своей матери, сидящей рядом с мускулистыми мужчинами.
– То есть я знала, что они наверняка занимались друг с другом сексом, они же муж и жена. Но поскольку у них нет родных детей, мне всегда казалось, что они делали это не по-настоящему. А тут смотрю, они такие живые, разносторонние. Наверное, у моих родителей были взгляды гораздо шире моих – я бы никогда не разрешила мужу посещать такие места, даже вместе со мной.
На каждой фотографии внизу крошечными белыми буквами было указано имя фотографа: Бенедикт Мейер.
– Ты что-нибудь знаешь об этом Бенедикте Мейере? – спросила Лилия.
Это имя вызвало у Зака необычную реакцию. У него сначала брови поползли вверх, затем будто бы волосы на голове зашевелились, после чего он опять превратился в статую. Не ответил ни положительно, ни отрицательно.
– Так знаешь или нет? – повторила она, но ответа не дождалась.
Поискав информацию об этом человеке, Лилия ничего не нашла, словно его и вовсе не существовало, а снимки появились сами по себе.
Никто не слышал о Бенедикте Мейере, никто не слышал о его похищенных детях.
Происшествия, о котором говорила Лиза, будто вовсе не существовало. Однако снимки были и за ними должна стоять история.
– Зак, колись, – приказала Лилия. – Ты слышал о детях, похищенных Эдуардом?
В ответ телохранитель задумчиво пожал плечами. Даже Лилия, никогда не славившаяся умением распознавать ложь, поняла, что Зак что-то скрывает.
– Ты что-то знаешь, – продолжила она. – Ты выглядишь как нашкодивший кот. Только не говори, что это ты похитил тех детей, катался с ними на американских горках
