Шрифт:
Закладка:
— Это овчарка из Венгрии.
Это был молодой парень — двадцать два или двадцать три года, стройный, с густыми черными волосами и красивыми чертами лица, может быть, чуточку слишком красивый. На руке у него был золотой браслет, одет он был во фланелевые брюки и вязанный свитер.
Именно по этому свитеру я его и узнала.
— Мне кажется, мы с вами встречались раньше, — сказала я.
— Мне тоже так кажется, — улыбнулся он, стараясь припомнить, где же меня видел. Его улыбка была очаровательна.
— У Дона Педро, — сказала я, прошлой весной. Я сестра Джоэла Делани.
На его лице появился испуг. Улыбка исчезла.
— Интересно, что стало с миссис Перес, — смущенно спросила я.
— Не знаю. Я вас никогда раньше не видел. Вы ошиблись. — Его дружелюбие исчезло.
Неожиданно он повернулся и зашагал в ту сторону, откуда пришел, вероятно, в свое бунгало в Поинт-о-Вуде или Черри-Гроув. Барон побежал было за ним, но я отозвала его.
Возвращаясь к лестнице, я пыталась вспомнить, где я видела такой же взгляд раньше. И вспомнила. Такой взгляд был у Вероники, когда она узнала миссис Перес в подъезде Джоэла. В этом взгляде было отчуждение, ледяной холод и страх.
Это был мой последний день на Файр Айленде. Мы продали коттедж незадолго до начала следующего сезона. После той апрельской ночи, всякий раз, когда я выходила из дома, я видела то место, где погиб Джоэл. Время никогда не сотрет из памяти свет прожекторов, толпу репортеров, вертолеты, полицию… Они всегда будут рядом, существуя как бы в параллельном мире, который в любой момент может стать явью.
Теперь нашей единственной связью с островом осталась газета «Файр Айленд Ньюс», свежий номер которой приходит к нам ежедневно в течении лета. Я читаю ее, чтобы быть и курсе всего, что происходит на острове в последнее время. Этим летом в газете много писали о борьбе полиции с продажей наркотиков.
Именно из нее я узнала об одном хиппи. Однажды утром его нашли на пляже в каком-то странном состоянии: он говорил так, как-будто его голосовые связки были частично парализованы. Сначала решили, что он пуэрториканец — он говорил по-испански. Затем оказалось, что это был обыкновенный американский мальчишка из Мичигана.
За день до того он курил марихуану с подростками из Оушен Бич. Он не знал никакого испанского. Его отвезли и госпиталь в Бей Шоур, но перед выпиской он исчез.
Вот поэтому-то я и решила написать эту книгу и рассказать в ней обо всем, что с нами случилось. Я старалась не упустить ни одной детали, начиная с момента, как Джоэл опоздал на ужин. Я старалась подробно описывать, как он себя вел, как говорил, свое беспокойство о провалах памяти.
Все это — на случай, если что-либо подобное произойдет с кем-то еще.
Я надеюсь, конечно, что ошибаюсь, но, мне кажется, Тоньо снова вернулся.
Джоан Ватсек
Дуэль
Когда Джейнин внезапно прекращала разговор, казалось, она переставала дышать, и надо было довольно долго и внимательно прислушиваться, чтобы убедиться, что это не так. Вот и сейчас в стенах старого дома в Вирджинии воцарилась гнетущая тишина.
— Ты уверена, что тебе здесь не будет одиноко? — снова спросил Лоуренс.
— Нет, здесь хорошо, — ответила Джейнин с мимолетной улыбкой, — действительно хорошо. Не волнуйся. Все отлично.
Кроме того, — добавила она, — нам больше некуда было ехать. Только сюда. Ведь мы потратили на меня все деньги. Я права, дорогой?
— Нет, — ответил Лоуренс, не желая признать, что она все-таки права, — но у меня вылетело из головы, что здесь довольно уединенно. И если ты считаешь, что…
— Здесь очень мило. Удивительный старый дом. Возможно, я попытаюсь снова начать рисовать.
Она положила тонкие руки на подоконник и выглянула в окно. Окно было высоким и круглым, как иллюминатор. Пейзаж за окном был довольно живописен: леса и горы.
Немного погодя Джейнин порывисто повернулась к мужу.
— Здесь у тебя появятся новые, свежие идеи, — сказала она. — Ну, а я постараюсь не слишком докучать тебе, чтобы ты мог спокойно писать. Хорошо?
Она грациозно подошла к кухонному столу, за которым, отдыхая, сидел Лоуренс. Пока он распаковывал вещи, Джейнин приготовила ужин. Конечно, это были сплошные консервы, но она накрыла стол белой дамасской скатертью и подала еду на тонком китайском фарфоре. В первую очередь она приготовила и помыла китайский фарфор, а Лоуренс достал простыни и покрывала, заправил постель и привел кухню в относительный порядок.
В столовой их окружали неразобранные коробки и чемоданы, но изумительный сервиз сверкал золотом, отливая пастельными тонами, и Джейнин время от времени с удовольствием поглядывала на него.
Вместе с Джейнин в дом вошло пристрастие к роскоши, которая была частью ее существования, ее аурой, что делало Джейнин своеобразной и очаровательной женщиной.
Взгляд Джейнин рассеянно блуждал по комнате, голой, без ковров, а мысли нерешительно возвращались в их старую квартиру, где убранная мебель оставила прямоугольные следы на паркете.
Она избегала смотреть в окно: там, на уединенную долину, опускались голубые сумерки.
Дом был последним, что осталось от старого поместья в Вирджинии. Он перешел к Лоуренсу от отца, обанкротившегося подобно другим джентльменам, содержавшим чистокровных лошадей. Акры угодий вскоре пришлось продать. Но на дом и клочок земли рядом с ним никто не польстился: слишком уж уединенным было это место.
И теперь, много лет спустя, Лоуренс вернулся в родовое гнездо.
За домом можно было найти полускрытые высокой травой остатки конюшни и домика конюха: одиноко торчащие камни фундамента и разбросанные тут и там предательские ямы.
На дальнем конце поля журчал ручей, через который можно было перебраться по мостику, искусно отделанному деревом. На другой стороне ручья находилось старое заброшенное кладбище с надгробиями, наполовину вросшими в землю, спрятанными в густых зарослях травы. Чуть дальше, за давно забытыми могильными плитами, вверх по склону горы взбиралась роща.
В вечерней тишине слышалось только журчание ручья, которое казалось теперь более громким, чем тогда, когда они распаковывали вещи.
На мгновение от Джейнин, от ее чуть склоненной головы и рассеянного взгляда на Лоуренса перешло какое-то смутное беспокойство, что-то вроде интуитивного страха. А может быть, тому виной было зловещее журчание воды по камням в ручье. Лоуренсу показалось, что Джейнин неприятен туман, наползающий от ручья. Для