это отлично поняла!

– Я бы никогда тебя так не подставила. Он – последний, с кем я хотела, чтобы ты встретилась.

– Потому, что я – никто? Безмозглая дура? И он может использовать меня, как захочет?

Сиэ вздохнула и, сбросив на пол сумку с плеча, оперлась бедром о стену.

– Мелинхар всеми нами вертит. Смысл его поступков редко понятен, хотя бы потому, что он всегда делает то, что в голову взбредет… Нет. Не совсем так. То, что он сочтет единственно верным развитием событий. Он видит общее течение времени и себя в нем со стороны, как в страшном сне. Драконы и прежде теребили мир, не давали ему останавливаться в развитии до тех пор, пока его суть не проснулась окончательно.

– Он что, бог?

– В одной из трактовок. Никто из нас, ни ты, ни я, ни Тавир, ни Владыка, не сможет никак помешать тому, в чем Мелинхар решил принять участие. И не поставит этого тебе в вину.

– Тогда почему я здесь?

Ярость угасла окончательно, оставив за собой бессильное недоумение.

– Чтобы не учудила еще чего, проснувшись. Гвардейцы порядком злы за ночное рандеву в подземельях.

– А нечего было за мной бегать! – Аори снова сжала кулаки, глядя на подругу исподлобья.

– Боги… Они тебя защищали от горожан. И отвезли бы домой.

Аори поперхнулась возмущением. Защищали?!

Пустые улицы, абсолютно пустые, несмотря на теплый вечер и переполненную людьми набережную. Фонари, освещающие каждый камень. Голоса, которые звали, хотя гвардейцы отлично умеют стрелять.

– Если бы ты бросила ребят внизу, вот тогда даже Тавир не смог бы помочь, – сумрачно продолжила Сиэ. – Если бы кто-то и выжил, конечно. Он, к слову, предпочел бы добить наверняка.

– Ты так спокойно об этом говоришь…

– Ну так и Тавир – не ты.

– Лучше, да? Умнее?

Слезы в глазах жгли, как кислота, и не хватало уже этих глаз, чтобы их удержать. И сколько угодно можно ненавидеть себя за это, но все равно рано или поздно они сорвутся вниз по горячим щекам.

– Никто не знает, как он начинал, – терпение измененной казалось бесконечным. – И сколько ошибок сделал. И почему вообще решил подчиниться Арканиуму.

– А ты?

– Как и у большинства, у меня не было выбора, – Сиэ пихнула ногой сумку в сторону Аори. – Успокоилась? Одевайся и пошли.

– Куда? – она зло вытерла кулаками скулы. – Ты что, не видишь, что у меня не получается стать изменяющей?

– Ты и есть изменяющая. Будь собой.

– Кто я такая? Что я такое?

– А это уже другой вопрос. Я не знаю. Когда-нибудь ты поймешь, где начинаются твои собственные решения, а где ты пытаешься копировать других, людей или изменяющих. Как будто в этом мире могут быть две Сиэ… Нет, милая. Ему нужна ты, такой, какой когда-нибудь станешь.

Аори свесила голову так, что волосы закрыли лицо.

– Я не могу больше. Все, что происходит, все оно сильнее меня. Все так плохо…

– Да. Все плохо, когда ты позволяешь себе быть слабой. Когда надеешься на чужую жалость. Это так не работает.

– Я не могу быть сильной, – слезы беспрестанно стекали по щекам и, будь в Аори хоть крупица силы, она бы уже вырвалась, круша мир вокруг.

– Конечно, не можешь, – Сиэ шагнула к ней, села на корточки, взяла за руку. – Но ты сумеешь этого не показывать. Никому. Врать, как все мы врем до тех пор, пока и в самом деле не теряем возможность чувствовать, удивляться, сожалеть. Никакой слабости, Аори. Слышишь? Не показывать. Никому. Никогда. Быть сильной. Самой верить в это, не позволять прорваться червячку знания, что это не так.

– И никогда никому не верить?

– А ты умеешь? Нет. Ты всегда была лишь с теми, кто знал твои слабости, и не отворачивался. Тот же Акос… Представляю, что вы ощущали, используя особенность вместе.

– Неужели я ничего не представляю сама по себе?

– И дар, и особенность – часть тебя. И ты используешь их, ты даришь эти эмоции, а не кто-то другой. Ты вплетаешь чужие жизни в узор собственной, делишься даром с теми, кого хочешь помнить. Да демона лысого тот же Лейт был бы так удачлив, если бы его не любила одна изменяющая…

– Но Лейт… Он ведь… – Аори едва смогла продолжить, настолько сжало горло от одного упоминания его имени. – Он же мог умереть из-за меня!

– Лишь у серых людей удача не вмешивается в судьбу, не создает риск, чтобы проявить себя в полной мере.

Аори сжала кулаки, понимая и не желая понимать.

– А ты? Ты такая же, как я? Такая же, как изменяющие?

– Я ничего не даю миру. Отработанный инструмент, который больше не имеет значения. Иначе я могла бы тебе помочь. По-настоящему, по-человечески.

Она отвернулась, чтобы не смотреть подруге в глаза. Карие, ведь она снова пытается быть человеком. Они становятся желтыми на ярком солнце или тогда, когда изнутри их освещает изменение. Но Аори не знает об этом, не знает, скорее всего. Так сложно заметить чудо, когда оно живет внутри.

– Но… Но ты же видишь, там, где я, всегда что-то случается! – выкрикнула Аори срывающимся голосом.

– Поэтому ты здесь. Чтобы взять события в свои руки. Закрутить их так, как надо, а не как сложится. Использовать палку как рычаг, а потом еще и настучать ей кому-нибудь по башке. А?

Аори рассмеялась сквозь слезы, обняла подругу, уткнулась носом в душистые теплые волосы.

Такие бережные руки. Такие нежные, мягкие губы. Она умеет быть и требовательной, и жестокой, той, которую можно лишь ненавидеть или любить.

– Не бойся жизни, милая, даже если она выглядит совсем не так, как ты хотела.

Ей невозможно не верить.

“Скверрти любит управлять нестабильными сознаниями и играть со всеми остальными”.

Lara Fabian. Adagio.

10.

Тавир не утруждал себя стуком прежде, чем войти. Чаще всего внутри все равно не ждало ничего достойного отдельных телодвижений, а редкие исключения лишь укрепляли в полумайде сию прискорбную для окружающих привычку.

Как, например, вот это.

Прикрепленная к потолку конструкция была Тавиру прекрасно знакома, в отличие от представленного способа использования. Приблизившись, полумайд нагнулся и бесцеремонно потянул девушку за плечо, разворачивая к себе лицом.

Аори наградила его хмурым взглядом снизу вверх. Кончики спутанных волос мазнули по раскрытой на полу книге, когда изменяющая вызывающе скрестила руки на груди.

Тавир наклонил голову, изучая композицию. Ремни поскрипывали все реже и реже, вслед за затухающей амплитудой раскачивания.

– Почему ты привязана? Почему ты одета?

Быстрые вопросы полумайда несколько озадачили Аори, но