– Так то желудок, – сказал я. – А мне нужно вылечить ноги и спину.

– Все беды от желудка, – убежденно заявил Питер. – Тебя как будто разнесло – как корову на люцерне, – и внутри осталось что-то, от чего нужно избавиться. Была одна девушка, приехавшая издалека, Ван и ее вылечил. Об этом все знают. Она была такая тощая, что едва тень отбрасывала, но ела, как лошадь. Побывала у всех врачей, а потом приехала к Вану, и он говорит: «Два дня ничего не ешьте, а потом подержите под носом тарелку с отбивной и луком и вдохните запах. Она так и сделала, и у нее изо рта начал выходить глист. Все ползет и ползет… Говорят, такой длиннющий был. Все выходил и выходил, пока не скрутился в клубок на тарелке. После этого она сразу поправилась. Видно, глист сидел у нее внутри годами и сжирал все, что она глотала. Если б не Ван, ее бы уже не было в живых. Куда уж докторам сравниться с этими китайскими травниками.

Я не верил в правдивость его рассказа, хотя он меня напугал.

– Отец говорит, кто угодно может лечить травами по-китайски, – возразил я. – Для этого достаточно просто быть похожим на китайца.

– Что!? – возмущенно воскликнул Питер. – Он так сказал? Да он спятил! Просто из ума выжил! – Затем его тон смягчился. – Я тебе вот что скажу – и заметь, тебе одному: один знакомый мой – образованный, знаешь ли, может прочесть что угодно – рассказывал мне, что в Китае, откуда родом эти целители, они учатся много лет. Закончив учиться, они держат экзамен у известных докторов и тому подобное. Эти доктора экзаменуют их, чтобы узнать, достаточно ли они выучили, чтобы стать китайскими травниками. Зараз проверяют только двенадцать парней – парней, которые учатся, понимаешь, – запускают их в комнату, где в стене пробито двенадцать отверстий, ведущих в другую комнату. А потом они выходят куда-нибудь… куда угодно, например на улицу… и ищут людей с двенадцатью страшными болезнями. Например, спрашивают: «Что с тобой неладно?» «Кишки болят». «Подходит, заходи». Потом у кого-нибудь другого спрашивают, а тот в ответ: «Печенка вся сгнила». Этот тоже подходит. Потом, скажем, берут парня с больной спиной, как было у меня… «Хорошо, ты подходишь». Наберут двенадцать таких человек, приведут в другую комнату и велят им просунуть руку в дыры в стене. Видишь, как это все проходит? Парни, которые хотят стать травниками, смотрят на эти двенадцать рук и записывают, чем каждый из страдальцев болен, и если ошибутся, выбывают. – Он презрительно усмехнулся. – А твой старик говорит, лечить травами по-китайски может каждый! Но я все равно его очень уважаю. У него бывают странные идеи, но я ему на это не пеняю.

Он поднялся и выглянул наружу.

– Пойду стреножу Кейт и выпущу их всех, а потом уляжемся спать. Ночь будет темная, хоть глаз выколи. – Он посмотрел на звезды. – Вон Млечный Путь тянется с севера на юг. Погода будет ясная. Когда с востока на запад, то жди дождя. Я скоро вернусь.

Питер вышел к лошадям, и я услышал, как он зовет их в темноте. Вот он замолк, и до меня донеслись тихие переливы колокольчика. Лошади пошли в лес.

– Бидди здесь впервые, – сказал он, когда вернулся. – Она с фермы Барклея. Лошади, вскормленные на открытых пастбищах, в первую ночь в буше всегда нервничают. Им слышно, как трещит кора. Она тихо фыркала, когда я ее отпустил. Но с ней все будет в порядке. А теперь давай-ка обустроим тебе постель.

Он внимательно осмотрел земляной пол хижины, затем подошел к небольшому отверстию внизу стены. Поглядев на него с минутку, он взял бумагу, в которую была завернута солонина, и заткнул ею дыру.

– Это может быть змеиная дыра, – пробормотал он. – Мы услышим, как шуршит бумага, если змея выползет.

Он положил на пол два мешка с сечкой и выровнял их так, чтобы они образовали матрас.

– Ну вот, – сказал он. – Должно быть неплохо. Ложись, а я тебя пледом укрою.

Я снял башмаки и лег на мешки, подложив руку под голову. Я устал, и эта постель казалась мне прекрасной.

– Ну как? – спросил Питер.

– Отлично.

– Овес может немного покалывать. Это хорошая сечка, от Робинсона. Он режет хорошо и мелко. Ну что ж, я тоже ложусь.

Он устроился на паре мешков, которые подготовил для себя, шумно зевнул и укрылся лошадиной попоной.

Я лежал и слушал звуки буша. Мне здесь так нравилось, что не хотелось засыпать. Я лежал под своим пледом, охваченный волнением. Через открытую дверь хижины доносился аромат эвкалиптов и акаций, усиленный ночью. Дикие крики ржанок, пролетавших над хижиной, уханье совы, стрекот, шорох и предостерегающий писк опоссумов – все это оживляло темноту вокруг, и я лежал, напряженно вслушиваясь, ожидая откровения.

Затем, мягко проникая сквозь другие звуки, раздался звон колокольчика, и я облегченно откинулся на матрас. Засыпая, я видел в своем воображении длинные шаги Кейт, которая мотала головой и позвякивала своим монганским колокольчиком.